Горение (полностью)

- Ну, знаете ли, - рассердился Столыпин, - я не намерен играть провокаторские игры, Александр Васильевич. Если я пишу такого рода письмо, это значит, я должен с ним встретиться и предложить ему пост, а вам прекрасно известно отношение к несчастному Лопухину в сферах... Его не пустят обратно. Каждый, кто отошел от дел так, как он, смят раз и навсегда.

- Петр Аркадьевич, если вы не прислушаетесь к моему совету, империю ждет скандал, какого еще не было. Нас всех обольют грязью. Всех без исключения...

Раздражаясь еще более, Столыпин ответил достаточно резко:

- Российский премьер выше инсинуаций бульварной прессы.

- Азеф может пойти на то, чтобы открыть все, Петр Аркадьевич. Он знает о нас очень много. У него такие информаторы сидят в Петербурге, что и сказать страшно. Об отмене поездки государя в Ревель по морю он узнал раньше нас с вами. И сказал ему об этом действительный тайный советник, высший сановник империи, и сказал оттого, что все ощущают трагическую неустойчивость происходящего!

Столыпин нервно поежился:

- Левые меня клянут вешателем, "Союз русского народа" обвиняет в либерализме и попустительстве евреям, что ж, пора в отставку, грех великой державе терпеть дрянного премьера...

- Вы прекрасно понимаете, Петр Аркадьевич, что мыслящая Россия вами гордится... Речь не о вас идет, а об... - резко себя оборвав, Герасимов поднял глаза на потолок. - Поверьте, прежде всего я думаю о вас, когда бью тревогу... Разоблачение Азефа на руку вашим врагам... Без него я не сумею впредь организовать то, что поможет вам хоть как-то влиять на Царское Село. Без него я не сумею п у г а т ь. А без страха, оказывается, у нас жить не умеют, добро забывают, быстро предают тех, кому всем обязаны...

- Ну, хорошо, хорошо... - задумчиво произнес Столыпин. - А что, если мы намекнем Алексею Александровичу иначе? Если во время доклада государю я категорически укажу ему на необходимость санкционировать наконец ваш производство в генералы? Неужели Лопухин не поймет, что это обращено и к нему?

Герасимов почувствовал, как ухнуло сердце и пальцы на ногах сразу же сделались мокрыми и холодными. Головою он понял, что это, наоборот, вызовет ярость Лопухина, но острое чувство радости за себя понудило его пожать плечами:

- Если вы полагаете, что Алексей Александрович поймет намек такого рода, то мне спорить с этим трудно.

- Вот и договорились...

Герасимов хотел было снова попросить премьера хотя бы позвонить Лопухину, осведомиться о здоровье, посетовать на занятость - "найду время побеседовать, как только кончится сессия Думы", но понял, что именно сейчас он стоит перед главным выбором жизни: или получить генеральские погоны, или остаться в полковниках, а там, гляди, и вовсе лишиться должности.

И он промолчал.

...Азеф пришел на конспиративную квартиру шефа охранки, которую тот содержал на Итальянской улице, поздно; как и давеча, был трезв и подавлен, но не плакал уже.

- Значит, надеяться не на кого, - выслушав Герасимова, заметил он. - Всё. Точка. Конец.

- А что, ежели согласиться на партийный суд? - задумчиво, словно себя самого, спросил Герасимов. - Ваш авторитет не позволит ЦК принять кардинальное решение. Кладите на стол свои карты: "Будь я "подметкой", как бы смог поставить убийство Плеве? Великого князя Сергея Александровича? Генерала Мина? Градоначальника фон дер Лауница?! Царская охранка повесит меня, попади я ей в руки! Когда это было, чтоб полиция платила деньги за такие-то казни врагов народа?! Докажите, что я не ставил эти акты! Кто сможет опровергнуть очевидное? Лопухина выгнали со службы, не оставив ему даже оклада содержания! Всех его предшественников жаловали сенаторами, его - нет. В своем страстном желании вернуться в прежнее кресло он вступил в сговор с охранкой и начал кампанию против меня, которая на самом-то деле направлена против партии!" И пообещайте им представить документы об этой провокации охранки.

- А я их представлю? - спросил Азеф тихо. - Обещаете?