Горгулья

Я ждал, что внутри обнаружу сплошные бархатные гобелены и троны, а обнаружил огромные пустые пространства. Квадратные деревянные колонны поддерживали крышу, на полу был настил из широких струганных досок. Марианн Энгел повесила пиджак на железную подставку прямо у двери и, заметив, что я заинтересовался деревянной обшивкой, обронила:

— Колонны из кедра, балки еловые.

Экскурсия по дому началась с гостиной, выкрашенной в ярко-красный. Здесь был большой камин, украшенный резными ангелами и демонами.

Роскошный ковер разделял собой два кресла, только и ждущие, когда в них для серьезного разговора усядутся важные правители.

В столовой на стенах висели большие картины — сплошь округлые формы и всплески ярких цветов. Я не ожидал таких абстракций — скорее предположил бы, что Марианн Энгел предпочитает религиозную тематику. Ан нет.

Здесь был огромный стол из дуба, со свежими пурпурными цветами в центре и свечами в железных подсвечниках по бокам.

— Подсвечники Франческо сделал. Увидишь металлические предметы в этом доме, знай — это его работа.

Я кивнул: конечно, отчего бы нет? Разве не все дома в мире обставляют итальянские призраки?

На кухне обнаружилась пузатая серебристая плита, древний холодильник и ряды медных кастрюль под потолком. В шкафах красовались стеклянные банки с пастой и специями, а ярко-желтая краска придавала всей кухне непоколебимо жизнерадостный вид. Все было расставлено по местам, только переполненная пепельница нарушала идеальную картину. Дом снова меня удивил: не пепельницей, но порядком.

В кабинете доминировал большой деревянный стол; Марианн Энгел утверждала, что когда-то он принадлежал испанскому королю. Я только снова кивнул: конечно, отчего бы и нет? Не все же могут сделать итальянские привидения… У стола стоял очень прочный стул, а справа имелась кожаная кушетка, как будто ждущая какого-нибудь пациента доктора Фрейда.

Книжные шкафы вдоль трех стен были заполнены серьезными фолиантами. Спенсер, Мильтон. Донн, Блейк и Беда Достопочтенный представляли английский раздел. Среди немецких авторов имелись Гартман фон Ауэ, Вольфрам фон Эшенбах, Ульрих фон Тюрхейм, Вальтер фон дер Фогельвайде и Патрик Зюскинд. В числе русских книг были «Житие протопопа Аввакума», «Демон» Михаила Лермонтова, «Мертвые души» Николая Гоголя. Испанию представляли шедевры святой Терезы Авильской «Внутренний замок» и «Путь к совершенству».

Греки тоже не позволяли о себе забыть: Гомер, Платон, Аристотель, Еврипид и Софокл занимали почти все нижние полки, словно давным-давно решили, что библиотека будет незаконченной, если все остальные не встанут им на плечи. Полстены занимали латинские тома, но мое внимание привлекли лишь «Сон Сципиона» Цицерона и «Метаморфозы» Овидия. Несколько книг из Азии, казалось, не желали сойти с мировой арены, пусть и были немного не к месту. Я не сумел бы отличить китайские иероглифы от японских, и зачастую даже перевод названия на английский не мог подсказать мне страну происхождения книги. Наконец, здесь имелись все основные религиозные тексты: Библия, Талмуд, Коран, четыре Веды и так далее.

Но самое удивительное, что в этой коллекции было по два экземпляра каждой иностранной книги: бок о бок стояли оригинал и его перевод на английский язык.

Конечно, я спросил об этом у Марианн Энгел.

— Английские версии для тебя, — ответила она. — Так мы сможем их обсуждать.

— А оригиналы?

— К чему мне читать переводы? — Марианн Энгел подошла к полкам и достала две книги, изданные нетипографским способом, но написанные от руки на плотной бумаге и переплетенные неровными стежками. Почерк был ее собственный, а язык, слава Богу, английский, а не немецкий. «Откровения» Кристины Эбнер и «Жизнь» Фридриха Сандера.

— Я подумала, тебе будет интересно, — объяснила она, — вот и перевела.

На полках имелся еще один любопытный предмет: маленький каменный ангел с крыльями, вздымающимися к небесам. Я спросил, она ли его вырезала, но вопрос, казалось бы, вполне невинный, почему-то ее задел. Она сморгнула несколько раз, как будто сдерживая слезы, и прикусила дрожащую губу.

— Его вырезал ты, для меня, — произнесла Марианн Энгел ломким голосом. — Это был мой Morgengabe.

На этом экскурсия по этажу завершилась. Мастерская располагалась в подвале, однако туда спуститься я бы не сумел. Первый день вне стен больницы и так был очень длинным, и, честно говоря, свобода меня подавляла. Я привык, что знаю каждый дюйм окружающей меня обстановки, каждую минуту дневного распорядка, но теперь столкнулся с бесконечными новыми впечатлениями. Остаток дня мы провели в гостиной, разговаривая, но Марианн Энгел будто не могла по-прежнему улыбаться после моего вопроса о каменном ангеле.

«Это ненадолго. — Змея хлестнула хвостом по кишечнику — Ты раздавишь ее собственной нечуткостью».