Гори, гори ясно!

Бирюков еще раз взглянул на меня, раздраженно скривился и ушел. Как только он скрылся за поворотом, Данила мигом взлетел ко мне, и мы свалились от смеха в сено.

— Васька Гусь! — всхлипывала я. — Ты посмотри на себя!

— Ты сама на себя посмотри! — простонал он в ответ. — Я еле сдержался, когда ты выглянула.

— Не вижу ничего смешного! — донесся снизу строгий голос.

А вот и Зара. Выходит, они с бабкой тихонько сидели в доме, пока мы с Данилой изображали из себя дурачков перед следователем. Сразу стало не смешно, и мы спустились вниз.

— Ты понимаешь, чем это все грозит? — напустилась на меня гадалка.

— Прекрасно понимаю, — вздохнула я, усердно гладя Шарика, который тоже ночевал внизу и теперь зевал и потягивался всеми лапками по очереди.

— Ничего ты не понимаешь, — проворчала цыганка. — До сих пор вас здесь будто бы и не было. Ну, подумаешь, какие-то ребята забрели в деревню, что-то искали, потом потихоньку уехали, ни с кем не попрощавшись. Будто камушек бросили в воду — разошлись круги и исчезли бесследно. Но если этот следователь до вас доберется, поднимется такая волна, только держись.

— Катерина, так чего же ты стоишь? — всполошилась бабка Настя, старательно вслушивающаяся в наш разговор. — Беги к Максимке с Костей, да прячьтесь где-нибудь!

— Так что же нам теперь, до завтрашнего вечера в подвале сидеть? — растерялась я.

— Может, и не надо, — задумчиво сказала Зара, вглядываясь куда-то вдаль. — Чую, Заречье ждет такая суматоха, что этот Бирюк позабудет, кто он и кого искал.

Я уже открыла было рот, чтобы поинтересоваться об истоках подобной уверенности, как вдруг за забором показалась изрядно запыхавшаяся Зинаида. Глаза ее блестели, щеки горели. Она бодрым галопом внеслась во двор и остановилась, ухватившись за Данилу и стараясь отдышаться.

— Дианка с Никиткой вернулись, — наконец смогла выговорить она. — Они поженились!

— Ой, что будет! — вырвалось у меня.

— Будет весело! — заключила Зара, довольно потирая руки.

— Точно, — поддержала ее кокушка, и, боясь, что вездесущая гадалка урвет хоть кусочек лакомых новостей, затараторила: — Они, значит, родителям говорят: «Теперь мы муж и жена, и никто нам не указ. Воля ваша, хотите — благословите, хотите — прокляните».

— А родители что?

— Да они оба, что Федотов, что Морозов, рады-радешеньки, что чада заблудшие домой воротились, на все согласны. Только недолго им радоваться.

— Почему недолго? — насторожилась я.

— Дианка-то с Никиткой, вон чего заявили — уезжаем из Заречья в город жить, нам жизнь деревенская поперек горла. Там хотят учиться да работать. Федотову-то что, у него еще трое сыновей на земле остаются, а вот Морозову-то снова несладко.

Тут Зинаида аж подскочила на месте.

— Да что это я, стою тут, с вами лясы точу, того гляди на свадьбу опоздаю.

— На какую свадьбу? — женщина уже начала отступать к калитке, но мы шагали за ней, так до конца и не разобравшись в непредвиденном повороте шекспировского сюжета.

— Федотов кулаком по столу стукнул, и заявил, что свадьбу надо по-людски справить. Дианка сразу в контры, да Никитка ее уговорил.

— И когда свадьба?

— Так сегодня же! — воскликнула Зина. — Всем миром решили помочь ребятам отгулять. Все, я побежала!

И с этими словами она лихо выскочила из калитки и была такова, только пыль столбом поднялась.

— Чего стоите? — спросила у нас цыганка. — Можете еще на свадьбе погулять напоследок.

На свадьбу мы с Данилой отправились одни: Костя заявил, что сыт по горло деревенскими праздниками, и предпочитает отсидеться у бабки Насти. И добавил, что, учитывая рыщущего по Заречью следователя, он настоятельно рекомендовал бы и остальным последовать его примеру. Макс остался с ним. Как бы ему не хотелось попрощаться с Варварой, он прекрасно сознавал, что его в толпе приметить проще всего.

— А я хочу с Дианой увидеться напоследок, — уперлась я.

— Ты понимаешь, что подвергаешь риску всех? — напустился было на меня Костя, но Данила оборвал его.

— За Катю я отвечаю, — спокойно проговорил он, глядя на Костю в упор. Некоторое время они прожигали друг друга взглядами, потом Костя отвел глаза и с деланным равнодушием пожал плечами.

Заречье напоминало разворошенный муравейник. Все суетились, куда-то бежали и что-то тащили. Мужики несли на Федотовский двор столы и табуретки, укладывали длинные доски для импровизированных лавок. Женщины бесперебойным потоком выставляли на столы все, что нашлось в закромах — от вчерашнего борща до сегодняшних блинов. Жена Федотова командовала невестками, братья жениха выкатывали из подпола массивные бочки.

Времени начала празднования никто не объявлял, но к пяти часам, как по уговору, все деревенское общество собралось за накрытыми столами и скандировало «Горько!» Впрочем, большинство осушало стаканы, не дожидаясь, пока молодые «подсластят» содержимое, так что еще немного — и повод гуляний был бы забыт.

Но они все же предстали перед гостями. Диана в красном вечернем платье — последний протест. Жених (он же новоявленный супруг) еще пытался напустить на себя веселый вид, а невеста откровенно хмурилась, кусала губы, и, казалось, вот-вот сорвется.