Горячее сердце (повести)

Судя по винтовочным стволам, которые тычками торчали на фоне неба, шло человек восемь. Пронесло. Он подумал, что Курилов успел взять Дрелевского. К Спасской, где жил Юрий Антонович, почти бежал, забыв, что его может задержать куриловская братва. Он опомнился у театра: главное, передать телеграмму. Надо быть осторожнее, иначе можно все испортить.

Совсем еще молодая, недавно приехавшая не то из Питера, не то из Пскова жена Юрия Дрелевского Зигда, всхлипывая, сказала через дверь:

— Я очен, очен боюс, товарищ. Юрия нет. Он не дома. Уехал.

Прижавшись плотно к двери, Солодянкин выпытывал через щель, был ли Курилов. Вроде не был. «Ну и хорошо. Видно, хватило у Кузьмы совести не арестовывать своего командира отряда».

Юрия Дрелевского хвалили: много работает, судебное дело наладил, а он во время дежурства в горсовете, сидя около малиновой от жара чугунки, раздумчиво говорил Спартаку с какой-то торжественностью в голосе:

— Ты знаешь, Филипп, я бы лучше ушел против Дутова воевать. Там, мне кажется, легче. Там все знаешь: стреляй. А здесь я не знаю ничего. Юридическое дело. Да что это такое? Я и не знал совсем, что такое юриспруденция.

На телеграфе, едва уговорив постового матроса пропустить его, Спартак ворвался в спокойный, потрескивающий аппаратами зал. Тоже ведь здесь Дрелевский дело улаживал, когда телеграфные служащие забастовали. И хорошо, быстро уладил.

Телеграфная барышня, не выказав никакого беспокойства, отстукала что-то в Екатеринбург. Что, Филипп не знал: одни точки-черточки. Но, видимо, отстукала верно.

С облегчением уже пошел он к Лизе. Теперь, если и напорется на Курилова, — не страшно, все, что требовалось, сделано.

Лиза, видимо, не спала. Вышла в накинутой на плечи шали, смятенным взглядом окинула лицо Филиппа.

— Что с ним? Где он?

— Да все хорошо. Попить дай-ка мне, — сказал Спартак. Ждал, когда воды подаст, и рассматривал Лизу: судя по виду, жива-здорова. И он тоже жив-здоров. Но от женщины разве такими словами отвяжешься? Пришлось говорить, где он да когда пришел, да спит он теперь или нет, — только потом воды дала.

— Вот о тебе справиться велел. Курилов не был ли?

— Кузьма меня помнить будет. Я ему чуть глаза не выдрала, — зло сказала Лиза.

Да, у Лизы Капустиной был твердый характер. Могла она после всего, что сморозил Кузьма, и глаза ему выдрать.

* * *

Через два дня приехала комиссия во главе с председателем областного Уральского Совета А. Г. Белобородовым. Все оказалось куда хуже, чем думали. Отряд уральцев арестовал начальника гарнизона, военкома, заместителя предсовнархоза, председателя губисполкома. Кузьму Курилова арестовали в ресторане. Отбиваясь, он повалил пальму, разбил столик. Это была последняя забава бедового балтийца. Наверное, и тогда не подумал он о том, как горько отольются ему его озорные проказы. Усолело в нем это буйство.

В постановлении Уральской чрезвычайной комиссии было потом написано об арестованных: «Часть из них (Лапин, Тэнс и др.) расстреляны». Кузьму Курилова почему-то даже не назвали. Просто «др.».

Глава 9

С опаленными бессонницей веками возвращался Капустин домой соснуть часок-другой. Серую предутреннюю Вятку будили тряские извозчичьи экипажи: почти каждый раз в это время устремлялись в номера с поездов молодые люди с юнкерской выправкой, которая никак не шла к мешковатым чиновничьим пальто.

Чем привлекал приезжих сонный деревянный городишко? Это больше всего занимало и мучило единого в трех лицах — товарища председателя Вятского горсовета, комиссара летучего отряда и члена отдела контрразведки Петра Капустина.

Постояльцы гостиниц особо воспрянули духом, когда в Вятке остановились на передышку члены царской фамилии со свитой. Они средь бела дня прогуливались по Московской, вызывая уже забытый почтительный восторг и слезное умиление. Тут же явился епископ Исидор, одетый в потертую шубу, стоптанные сапоги. Ходил в камилавке, сметанной крупными белыми стежками. Нищие сухостойными лесинами стояли по церковным кварталам и, завидев епископа, бросались к нему, чтоб поцеловать полу изодранной шубы. Видно, эта любовь побирушек надоумила епископа объявить себя председателем комитета помощи нищим. Кое-кто, например Алексей Трубинский, знали, что за фигурой был епископ Исидор. Ведь не кто иной, как он вместе с царицей Александрой Федоровной предавал земле прах бесноватого старца Григория Распутина. Так что не прост был епископ Исидор.

Под вооруженной охраной с трудом спровадили августейшее отребье в Пермь, а епископ Исидор остался. Видимо, ему нравилось быть председателем комитета помощи нищим.

И после этого гостиницы продолжали принимать заезжих гостей с юнкерской выправкой. Через официантов, обслуживающих номера, узнали, что ждут заезжие важную птицу. «Ждут, а мы хлопаем ушами», — сердились комиссары в горсовете. Наконец сообщили: «птица» уже давно в Вятке. Это не кто иной, как кадет Чирков, уполномоченный северного областного центра Союза возрождения России.