Горячее сердце

Но более всего Козловского убило другое. Ни одного вопроса не задал Зинаиде следователь о Флоренском. Интересовался только Макаровым. Только Макаровым и им, Козловским…

36

Возвращаясь с обеденного перерыва, уже перед самой проходной Козловский увидел впереди знакомую широкоплечую длиннорукую фигуру. Решил: кто-то очень похожий. Но в проходной, показывая вахтеру пропуск, Флоренский повернул голову, и Федор Артурович, прижмурив глаза, остановился как вкопанный. В голову толчками, мутя сознание, прихлынула кровь. В грудь изнутри били молотком.

Кое-как взял себя в руки. Когда открыл глаза, Флоренского уже не было видно ни в проходной, ни по ту ее сторону.

Оказывается, еще до перерыва руководителей цехов и отделов вызвали в партком завода и довели до их сведения, что с Флоренского сняты выдвигавшиеся против него обвинения, в связи с чем следователь лично принес ему свои извинения. За то время, что Флоренский находился под арестом, ему будет полностью выплачена зарплата. Было также сказано, что бывший работник заводской бухгалтерии Селезнев (он же Макаров), обвинявшийся в кровавых преступлениях, совершенных в годы гражданской войны, оказался к тому же еще и агентом иностранной разведки.

…Козловский сидел за своим столом, тупо уставившись в разложенные чертежи. Кто-то подходил к нему, о чем-то спрашивал, но он словно бы не понимал, чего от него хотят.

Сотрудники, сидевшие с ним в одной комнате, рассказывали потом, как тяжело поднялся он из-за стола и нетвердой походкой — его шатало из стороны в сторону — направился к двери. Остановившись на пороге, словно в полном изнеможении привалился плечом к косяку, немного постоял так, затем выпрямился, обернулся к сидевшим в комнате и с какой-то бессмысленной, а скорее, даже безумной улыбкой проговорил: «Я всё… Пошел…»

Утром следующего дня он сидел перед Белобородовым и, торопясь, нервничая, давал показания, то и дело спрашивая, зачтется ли ему добровольная явка и исключительная ценность сведений, которые он может сообщить.

Ничего не утаивая, он рассказал о своем участии в контрреволюционном заговоре в Торске, и как воевал за «освобождение России», и как после ранения попал в тифозный барак, где ему открылась «вся тщета его жертвенности» и где он понял, что белое движение обречено…

Здесь следователь прервал его:

— Скажите, Козловский, вы сами пришли к этому выводу или кто-то помог вам разобраться в происходящем?

— Да, разумеется, — спохватился тот. — Рядом со мной оказался именно такой человек. Поручик Бородин. Он понимал, что состояние его безнадежно, и потому вслух говорил такие вещи, за которые при иных обстоятельствах мог бы угодить под расстрел. Колчака он называл ничтожеством, совершенно неспособным держать в своих руках бразды правления. Должен заметить, что в то время армия Колчака еще оказывала красным войскам упорное сопротивление, поэтому обличительные речи поручика Бородина вызывали со стороны большинства офицеров, которые находились с ним в одной палате, весьма, я бы сказал, решительный протест. Доходило, знаете, даже до оскорбительных выкриков. А затем кто-то предложил подать рапорт начальству, и под ним подписалась вся палата…

— Вы тоже?

— Как ни прискорбно… Однако дать делу ход не успели. Наутро я проснулся и увидел…

— Широко раскрытые голубые, уже остекленевшие глаза поручика?

— Вы смеетесь… — подавленно проговорил Козловский. — Но это действительно так было!..

— Вы еще кому-нибудь рассказывали о поручике Бородине?

— Н-нет… Впрочем, да. Одному человеку. Совсем недавно…

— Назовите фамилию этого человека.

— Настоящую? Дело в том, что… Впрочем, вы, несомненно, знаете, что он не Селезнев, а Макаров, бывший белогвардейский офицер. Но вам, возможно, не все известно из того, что знаю я…

…Козловский продиктовал следователю точный текст письма, которое Макаров поручил отправить в Хабаровск до востребования некоему Фирсову Николаю Герасимовичу. Своей лаконичностью письмо это больше походило на телеграмму:

«Милый Колечка, вышла замуж не по своей воле. Твоя по-прежнему Валя».

При написании письма Козловский должен был сделать в тексте несколько орфографических ошибок, имитирующих малограмотность этой самой «Вали».

Как и следовало ожидать, почтовый адрес для связи, сообщенный следователю самим Макаровым, уже не функционировал, А возможно, что был чистейшей липой. Теперь надо было выходить на «Фирсова». Надо было немедленно информировать о нем хабаровских товарищей…

— А ты задавался вопросом, станет ли Макаров с нами сотрудничать, — говорил Белобородов Леониду после допроса Козловского. — Вот тебе и ответ!

— Одного не могу взять в толк: на кой леший ему понадобилось приплетать сюда Флоренского? — в голосе Леонида чувствовалась неприкрытая досада. — Ну, допустим, рассчитывал заслужить нашу признательность за «разоблачение японского шпиона». Но неужели он не понимал, что если мы установим непричастность Флоренского…