Горячие деньги

Теперь, когда Мойра умерла, примирение вроде бы стало возможным. И похоже на то, что отец, оказывается, тоже хочет помириться. Мелькнула мимолетная мысль, что для него мир между нами — наверняка не самоцель, а лишь необходимый промежуточный этап для каких-то далеких планов, но для меня это не имело значения.

— Хорошо, я согласен. Я смогу уделить тебе некоторое время.

Он заметно успокоился.

— Прекрасно! А теперь пойдем, я хочу купить лошадь.

Малкольм поднялся, заметно приободрившийся, и полистал свой каталог:

— Что ты посоветуешь?

— Но для чего, скажи пожалуйста, тебе вдруг понадобилась лошадь?

— Для скачек, конечно.

— Но тебя же это никогда не интересовало…

— У каждого может быть хобби, — отрезал он, хотя никогда в жизни у него не было никакого хобби. — И мое — скачки. — Чуть подумав, он добавил: — С этого дня, — и направился к двери.

Услужливый молодой человек оторвался от любительницы собачек и стал приглашать Малкольма заходить еще, в любое время. Малкольм заверил его, что зайдет обязательно, потом развернулся и пошел к одной из стеклянных витрин.

— Пока я тебя дожидался, я купил здесь кубок, — сообщил он мне через плечо. — Хочешь посмотреть? Почти такой, как вот этот, — он указал на кубок за стеклом. — Я отдал его граверу.

Это была богато украшенная чаша изящной удлиненной формы, восемнадцати дюймов в высоту, и сделана она была из чистого серебра.

— Зачем тебе это? — спросил я.

— Не знаю. Еще не придумал.

— А… а что за гравировка?

— М-м… «Приз памяти Куши Пемброк». Неплохо звучит, правда?

— Да, — ответил я.

Отец бросил на меня косой взгляд:

— Я знал, что тебе понравится, — и зашагал к двери. — Так, а теперь — лошадь.

Как в старые добрые времена, думал я с полузабытым приятным ощущением в груди. Непредсказуемые поступки, которые могли оказаться тщательно продуманными, а могли — и нет; неудержимые желания, которые необходимо было немедленно удовлетворить… и время от времени, после всего этого, буйство страстей оказывалось забыто, как будто его никогда и не было. Приз памяти Куши Пемброк мог получить всемирную известность, а мог потускнеть и запылиться где-нибудь на чердаке: с Малкольмом ничего никогда нельзя было знать наверняка.

Я называл его Малкольмом, как и все остальные дети. Он сам приучил нас к этому, и я вырос, уверенный, что все так и должно быть. У других мальчиков могли быть папы, а у меня был отец — Малкольм.

Когда мы вышли из офиса «Эбури», он спросил:

— Как это обычно делается? С чего надо начинать?

— Э-э… Сегодня первый день элитного аукциона.

— Да? — спросил он, когда я замялся, не зная, как продолжить. — Ну, так пойдем.

— Я только подумал, что ты должен знать… самая низкая начальная цена сегодня — не меньше двадцати тысяч гиней.

Он почти не удивился.

— Начальная цена? За сколько же они тут их продают?

— Некоторые лошади стоят больше сотни тысяч. Тебе очень повезет, если удастся купить сегодня первоклассного годовичка меньше чем за четверть миллиона. Сегодня — открытие самого дорогого аукциона в году.

Непохоже, чтобы это замечание его отпугнуло. Малкольм только улыбнулся.

— Что ж, пойдем. Пойдем поторгуемся.

— В первую очередь нужно обращать внимание на родословную, — продолжил я, — потом осмотреть самого жеребенка, если он тебя заинтересует, и обратиться за помощью и советом к агентам по продаже…

— Ян! — прервал меня Малкольм с наигранным сожалением. — Я совершенно ничего не смыслю в лошадях, знаю только, что у них должно быть четыре ноги. И я не доверяю агентам. Так что давай просто пойдем на торги.

Для меня это звучало как бред сумасшедшего, но, в конце концов, это его деньги. Когда мы вошли в аукционный зал, торги были в самом разгаре. Малкольм спросил, где сидят самые богатые покупатели, те, которые ворочают настоящими деньгами.

— Вон на тех креслах, в секторе слева от аукционистов, или здесь, возле входа, или там, дальше, по левую сторону…

Он внимательно меня выслушал, затем направился к сектору, откуда были хорошо видны все те места, на которые я только что указал. Амфитеатр уже был заполнен больше чем на три четверти и вскоре будет набит битком, особенно когда пойдут самые классные лоты.

— К вечеру цены наверняка взлетят еще выше, — сообщил я, поддразнивая Малкольма, но он сказал только:

— Значит, придется подождать.

Я продолжал:

— Если ты купишь десяток годовичков, шесть из них подойдут для скачек, три, может быть, даже смогут выиграть забег, а по-настоящему хорошим окажется только один. И то, если тебе очень повезет.

— Какой ты предусмотрительный, Ян.

— Ты так же предусмотрителен в том, что касается золота.

Малкольм глянул на меня из-под полуопущенных век.

— Ты принимаешь решения быстро и по наитию, — сказал я. — Но умеешь затаиться и ждать подходящего случая.