Гориллы в тумане

Около трех часов мы следовали за раненым самцом, который старался уйти как можно дальше от места роковой встречи. Иногда Брамс устраивал привал, оставляя после себя круги пропитанной кровью растительности. Вначале я решила, что он смертельно ранен, но меня успокоили рев, удары в грудь и треск ломающихся веток, исходящие от разъяренного болью животного, давшего волю своему гневу.

В тот же день Брамс достиг нижних склонов горы Карисимби, где мы оставили его в покое, дабы зря не провоцировать и без того растревоженное животное. На следующее утро следопыты обнаружили, что в его пустом ночном гнезде крови мало, а утренние следы вели вверх к горе Карисимби и удалялись от района исследований в Карисоке.

Через год Брамс обзавелся двумя самками из групп, обитавших на Карисимби. Меня страшно интересовало, научила ли Брамса встреча с неизвестным браконьером осторожности перед лицом опасности, которая могла угрожать не только ему самому, но и его подругам и детям.

В июне 1971 года Брамс и Барток покинули группу 5, где, я полагаю, они родились. Через полгода Бетховен присоединил к своему семейству прежде не рожавшую самку из группы 4. Мы прозвали ее Бравадо. Такие самки, как правило, становятся подругами одиноких серебристоспинных самцов или переходят в меньшие группы, потому что ранг самок соответствует тому порядку, в котором они приобретаются серебристоспинными самцами-доминантами. Поэтому меня страшно удивило появление Бравадо в группе 5, где издавна установилась иерархия старых жен Бетховена: Эффи, Маркизы, Лизы и Идано.

За десять месяцев с момента перехода Бравадо в группу 5 ни разу не возникло ощущения, что она является полноправным членом семьи. А в октябре 1971 года настал день, когда Бравадо удалось возобновить свои отношения с родной группой во время двухдневного контакта между группами 4 и 5. Встреча состоялась вблизи лагеря в местности «Гребни контактов». Речь идет о двух гребнях, отделенных друг от друга небольшой лощиной шириной около 30 метров, которая в то время обозначала границу раздела между территориями обеих групп. Группы 4 и 5 должны были неизбежно встретиться в этом месте, где серебристоспинным вожакам каждой группы предоставлялась возможность выяснить отношения и покрасоваться перед чужой группой.

Бетховен был гораздо более опытным вожаком, чем Дядюшка Берт — серебристоспинный патриарх группы 4, и с большой терпимостью относился к самцу помоложе, который вечно ходил с напыщенным видом, бил себя в грудь и ломал ветки деревьев, растущих на его гребне. Спектакли Дядюшки Берта сопровождались длительным улюлюканьем, обычно предшествующим ударам в грудь. Такое улюлюканье, свойственное серебристоспинным вожакам во время контактов между группами, разносилось на целую милю по всему лесу.

В первый день контакта Бетховен реагировал только на некоторые крики Дядюшки Берта, а взрослые самки в группе 5 почти не обращали внимания на выкрутасы молодого самца. Бравадо сразу потянуло к прежней группе, и она перешла к ней через широкую лощину в сопровождении Икара и Пайпер. Оказавшись на противоположной стороне у группы 4, они стали беситься вместе с некоторыми подростками на склоне горы ниже Дядюшки Берта. Хотя прошло десять месяцев с тех пор, как они расстались с Бравадо, было очевидно, что ее хорошо помнили в родной семье. Молодежь обступила ее, они уморительно обнялись и закружили в играх.

К концу дня Дядюшка Берт совершил неосмотрительный поступок — направился на противоположную сторону лощины к Бетховену в сопровождении нестройной группы сородичей, а также Бравадо, Икара и Пайпер. Столь вызывающее поведение неопытного самца не могло остаться без ответа со стороны Бетховена, с негодованием смотревшего на растянувшуюся по лощине процессию. Он намеренно важной походкой спустился к ней, оставив позади остальных членов семейства. Оба вожака приблизились друг к другу на расстояние около метра, остановились и замерли в неловких позах, отведя глаза в сторону. Животные из обеих групп тоже застыли, не произнося ни звука, и чувствовалось, что напряженное состояние вожаков передалось и им.

Вдруг, не выдержав напряжения, Дядюшка Берт встал на ноги, забил себя в грудь и принялся шумно хлопать по растительности, разделяющей его и Бетховена. Этого было вполне достаточно, чтобы вывести из себя старого самца, который до этого был самим воплощением терпимости.