Читаем Горизонт событий полностью

Я обрадовался возможности вернуться к прерванному рассказу о событиях тридцатилетней давности, ибо разговор о превратностях человеческого восприятия реальности грозил стать бесконечным.

– Виктор Геннадьевич, а применительно к вашей истории в чем заключался «эффект гориллы»?

Адамов нахмурился, припоминая, но вспомнилось ему явно что-то другое, потому что он вдруг набрал в легкие побольше воздуха и крикнул:

– Наташа! Наташа!

Официантка стремительно вынеслась откуда-то со стороны кухни порывом летнего ветра.

– Наташенька, вот это все можно убрать, – он обвел стол широким жестом, – и принести еще по двести. И сок какой-нибудь, наверное, томатный?

– Томатный подойдет, – согласился я.

– Вот, и сок томатный. Мы у вас тут засидимся, похоже. Да, и еще…

Адамов немного наклонился вперед и поманил Наташу рукой. Она тоже нагнулась, придерживая светлые волосы.

– Наташа, – заговорил он, заговорщицки понизив голос, – а где тут можно покурить?

Она выпрямилась и замахала руками.

– Ой, что вы, что вы! В поезде нигде нельзя! Сами мучаемся…

Адамов улыбнулся.

– У вас пачка тонких сигарет в заднем кармане. И зажигалка там же.

Наташа ойкнула, завертелась, как кошка, которую ухватили за хвост, и покраснела.

– Ну, вы же нас понимаете, – проникновенно продолжил Адамов, – это какое-то гетто, геноцид для курящих, восьмичасовая пытка. Пойдете навстречу?

И посмотрел на нее так, что Наташа снова зарделась, но уже как-то иначе, потом быстро огляделась по сторонам, согласно кивнула и громко зашептала:

– Хорошо, мы скоро остановимся, нас перецеплять будут к другому локомотиву, и я тогда подойду, можно будет открыть дверь и покурить.

– Большое вам человеческое спасибо!

Наташа собрала со стола тарелки, улыбнулась и отправилась восвояси. Адамов провел рукой по лбу и спросил:

– Так, на чем я остановился?

– На разговоре с Кардиналом.

– А, да. Вспомнил. После той встречи в «Шмеле» на первый взгляд могло показаться, что огромный кусок головоломки с ходу встал на место, но на самом деле все еще сильнее запуталось. Иногда обилие информации гораздо больше усложняет задачу, чем ее отсутствие: легко решить уравнение с одним неизвестным, но, когда к нему добавляется еще пара-тройка, завязанных в какую-нибудь мудреную интегральную функцию с косинусами, решение становится проблематичным. Подтвердилась только очевидность моей догадки, что отношение к зарубежным поездкам и контактам с иностранцами действительно является важнейшим и определяющим признаком для погибших. Можно было предположить, что Ильинского каким-то образом похитила или заставила сбежать рыжая девица, являющаяся вражеским шпионом; КГБ предсказуемо забил тревогу, перекрыл все возможные выходы из страны, и она была вынуждена обращаться к тем, кто хотя бы теоретически в состоянии помочь выбраться за рубеж: Трусану, Капитонову, который относился к категории граждан, чья деятельность «обеспечивала экономические интересы государства», а потому мог в ближайшее время выйти в море на своем корабле, держа курс к империалистическим берегам, даже к Рубинчику, способному придумать что-то для пересечения границы по своим каналам. Опять же, можно предположить, что все они были завербованы иностранной разведкой: смог же супостат найти предателя в самом сердце Министерства обороны. Но никакой логикой не объясняется в таком случае, кто убил этих троих – а в том, что они были именно убиты, сомневаться не приходилось. Похитившим Ильинского лазутчикам это было без надобности, версия причастности сотрудников госбезопасности не достойна была даже родиться на свет: «артистка» и «американец», очевидно причастные к этим смертям, оставались неизвестны и Жвалову, и Кардиналу, да и превентивное истребление возможных пособников иностранных шпионов ничего общего не имеет ни с методами КГБ, ни со здравым смыслом. Тогда кто эти двое, в течение нескольких дней наносящие роковые визиты то чиновнику исполкома, то капитану дальнего плавания, то подпольному бизнесмену? Какова их цель? Что их связывает с Саввой Ильинским и его спутницей – если связывает? Каким оружием они проделали то, что было сотворено с Трусаном, Капитоновым и Рубинчиком? Напрашивалось предположение, что Ильинский наизобретал нечто такое, что способно мгновенно поджаривать людей, заставлять кипеть кровь или сводить с ума – не зря же проект курировался военным министерством, – но в таком случае, как это оружие оказалось у зловещей пары, причем явно в готовом к употреблению виде, когда в конце сентября только заканчивался этап подготовки теоретико-технического обоснования?

Меня не покидало ощущение, что я не вижу во всем этом какого-то одного, простого ответа и что мешает его увидеть то, что всегда помогало: мои знания и оперативный опыт. Я обращал внимание на ключевые факты, анализировал и комбинировал их так, как делал это всегда, и, подобно тем индейцам, не заметившим испанских кораблей, даже предположить не мог, какую переменную следует применить, чтобы решить это запутанное уравнение.

– Но в итоге вы заметили ту самую невидимую гориллу? – настойчиво спросил я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Единая теория всего

Единая теория всего [Трилогия]
Единая теория всего [Трилогия]

Эта история началась в ночном поезде Москва — Санкт-Петербург. Безымянный рассказчик возвращался домой из рабочей поездки и уже собирался предаться своему любимому ритуалу: неспешному чтению за стаканчиком виски в вагоне-ресторане, пока поезд безмятежно летит сквозь тьму, подобно межзвездному крейсеру. Однако на этот раз его покой нарушил случайный попутчик Виктор Адамов, подполковник уголовного розыска в отставке.Собеседник попался на редкость интересный: слово за слово, рюмка за рюмкой, и вот уже разговор принял слегка неожиданный оборот. Адамов заставляет рассказчика усомниться в правдивости своих воспоминаний. Что, если субъективная память такая же абстракция, как и вера? Что мы имеем в виду, когда говорим: «я помню»? Во что превращается воспоминание через десятки лет?В подкрепление своей теории о парадоксе памяти Адамов рассказывает необычную историю, берущую свое начало в Ленинграде 13 августа 1984 года. А с чего может начаться хорошая история? В этот раз — с убийства…

Константин Александрович Образцов

Социально-психологическая фантастика
Единая теория всего
Единая теория всего

Автор бестселлера «Красные Цепи» предпринимает исследование тайн мироздания. Великолепный многоплановый роман о человеческом выборе, влияющем на судьбы Земли: то, что начинается как детектив, превращается в научную фантастику, которая достигает степени религиозного мистицизма.Трагическая смерть одного из авторитетных представителей преступного мира поначалу кажется самоубийством, а жуткие обстоятельства его гибели объясняются приступом внезапного сумасшествия. Но чем дальше продвигается расследование, тем больше всплывает странностей, парадоксальных загадок и невероятных событий, а повествование постепенно охватывает пространство и время от Большого взрыва до современности…

Константин Александрович Образцов , Константин Образцов

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Фантастика: прочее
Горизонт событий
Горизонт событий

Ленинград, август 1984 года. Закат великой советской эпохи.Автор бестселлера "Красные Цепи" предпринимает исследование тайн Мироздания. Великолепный многоплановый роман о человеческом выборе, влияющем на судьбы Земли: то, что начинается как детектив, превращается в научную фантастику, которая достигает степени религиозного мистицизма.Трагическая смерть одного из авторитетных представителей преступного мира поначалу кажется самоубийством, а жуткие обстоятельства его гибели объясняются приступом внезапного сумасшествия. Но чем дальше продвигается расследование, тем больше всплывает странностей, парадоксальных загадок и невероятных событий, а повествование постепенно охватывает пространство и время от Большого взрыва до современности…

Константин Александрович Образцов

Социально-психологическая фантастика
Парадокс Ферми
Парадокс Ферми

Ленинград, август 1984 года. Закат великой советской эпохи.Автор бестселлера «Красные Цепи» предпринимает исследование тайн Мироздания. Великолепный многоплановый роман о человеческом выборе, влияющем на судьбы Земли: то, что начинается как детектив, превращается в научную фантастику, которая достигает степени религиозного мистицизма.Трагическая смерть одного из авторитетных представителей преступного мира поначалу кажется самоубийством, а жуткие обстоятельства его гибели объясняются приступом внезапного сумасшествия. Но чем дальше продвигается расследование, тем больше всплывает странностей, парадоксальных загадок и невероятных событий, а повествование постепенно охватывает пространство и время от Большого взрыва до современности…

Константин Александрович Образцов , Константин Образцов

Фантастика / Фантастика: прочее / Социально-психологическая фантастика

Похожие книги

Японская война 1904. Книга вторая
Японская война 1904. Книга вторая

Обычно книги о Русско-японской войне – это сражения на море. Крейсер «Варяг», Порт-Артур, Цусима… Но ведь в то время была еще и большая кампания на суше, где были свои герои, где на Мукденской дороге встретились и познакомились будущие лидеры Белого движения, где многие впервые увидели знамения грядущей мировой войны и революции.Что, если медик из сегодня перенесется в самое начало 20 века в тело русского офицера? Совсем не героя, а сволочи и формалиста, каких тоже было немало. Исправить репутацию, подтянуть медицину, выиграть пару сражений, а там – как пойдет.Продолжение приключений попаданца на Русско-японской войне. На море близится Цусима, а на суше… Есть ли шанс спасти Порт-Артур?Первая часть тут -https://author.today/work/392235

Антон Емельянов , Сергей Савинов

Самиздат, сетевая литература / Альтернативная история / Попаданцы / Социально-психологическая фантастика
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература