Горизонт

С тех пор как его уволили и он навсегда покинул бывший кабинет Люсьена Хорнбахера с полотняной сумкой, набитой книгами, ему часто снился один и тот же сон. Телефон долго-долго звонил в опустевшем кабинете, он слышал его издалека, но никак не мог отыскать книжный магазин, запутавшись в лабиринте узких улочек незнакомого квартала, который тщетно пытался обнаружить на карте Парижа, проснувшись. Потом звонок перестал преследовать его во сне. Книжный магазин издательства «Песочные часы» был стерт с лица земли, а письма из Гамбурга или Берлина шли не туда и не тем. Лицо Маргарет отдалилось и наконец исчезло где-то за горизонтом, как в тот вечер на Северном вокзале, когда поезд тронулся, а она высунулась из окна и что-то пыталась объяснить ему знаками. В последующие смутные годы он сам столько раз уезжал на ночных поездах…

Он не знал, где эта улица. Хотя бывал в этом квартале не однажды в разное время и часто выходил на станции «Волонтэр». Босманс не мог понять, почему после отъезда Маргарет он так и не удосужился узнать, что стало с маленьким Петером и его странными родителями. Правда, поначалу молчание Маргарет опустошило его душу до дна… А затем, мало-помалу, на некоторый период все поглотило забвение.

Улица Фаворит, дом № 32. Шестиэтажный. Босманс стоял на противоположной стороне и рассматривал фасад. Он не боялся, что вызовет у прохожих подозрения. Субботний день. На улице никого. В прошлом веке, в другой жизни на какой этаж поднялась Маргарет, отводя маленького Петера к некой Сюзанне Краай? На каждом этаже пять окон, посередине второго над входом — эркер. Балконы, лоджии, на последнем — карниз.

Он постучался к консьержке.

— Скажите, пожалуйста, мадемуазель Сюзанна Краай по-прежнему живет здесь?

На стук вышла женщина лет тридцати. Она не поняла, о чем он спрашивает. Глядела недоверчиво. Босманс повторил ей имя по слогам. Она покачала головой: «Нет». И закрыла перед ним дверь.

Ничего другого он и не ждал, впрочем, не важно. Снаружи он еще постоял несколько минут, глядя на дом. На солнышке. В тишине. В этот момент у него возникла уверенность, что если не шевелиться, невидимая стена времени осторожно сдвинется. И все вроде бы останется по-прежнему. На улице будет еще солнечнее и тише. Но то, что было однажды, повторяется бесконечно. И он увидит, как вон с той стороны к дому № 32 подойдет Маргарет, ведя за руку маленького Петера, «малыша» — так она его называла.

* * *

Берлин, лето. До поздней ночи звенели трамваи, описывая порядочную дугу на углу Ционскирхштрассе и Кастаниеналлее. Они проезжали почти пустые. Босманс подумал, что стоит сесть в какой-нибудь из них наугад и приедешь к Маргарет. У него было ощущение, будто он идет вверх по течению времени. Все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. В Париже он тысячу раз набирал в Интернете: «ЛЕ КОЗ» или «МАРГАРЕТ ЛЕ КОЗ», — безрезультатно. Однако в полусне ему вспомнилась часть давнего разговора, так при высокой температуре в бреду мы повторяем обрывки фраз:

— Значит, вы родились в Бретани?

— Нет. В Берлине.

И тогда он набрал: «МАРГАРЕТ ЛЕ КОЗ, БЕРЛИН». И получил один-единственный ответ: «Маргарет Ле Коз, книжный магазин Ладыжникова, Берлин, 10405, Диффенбахштрассе, дом № 16. Телефон, факс: [phone]». Нет, звонить он ей не будет. И в пустой ночной трамвай не сядет. И на метро не поедет. Он пойдет пешком.

Босманс отправился в путь около полудня от Пренцлауэр-берга с картой Берлина в кармане. Он отметил на ней маршрут красной ручкой. Но все равно несколько раз заблудился. К примеру, спустившись по Пренцлауэраллее, он решил, что можно свернуть налево, — так будет короче. И оказался на тесном тенистом кладбище. На центральной аллее кладбищенского парка мимо него проехала на велосипеде девушка с малышом на багажнике. Выйдя на длинную и чересчур широкую Карл-Маркс-аллее, застроенную огромными бетонными зданиями, похожими на казармы, Босманс, как ни странно, не почувствовал себя потерянным и чужим. «Эти улицы — мои ровесницы. Я ведь тоже за несколько десятилетий пытался проложить идеально ровные магистрали, выстроить прямоугольные дома с глянцевыми фасадами, поставить четкие дорожные указатели, чтобы скрыть исконные болота и буераки, скверных родителей, грехи молодости. Но, несмотря на все свои усилия, то и дело оказывался на пустыре и болезненно ощущал, что кого-то недостает в моей жизни, или дорогу мне преграждал ряд старых домов, поврежденных войной, жестокие угрызения совести». Карта больше не нужна. Босманс уверенно шагал вперед, миновал железнодорожный мост, перешел через Шпрее. Даже если сделал большой крюк, не важно.

На мостовой Гёрлицер-парк сидели за столиками юноши и девушки. «Теперь мы с Маргарет, должно быть, старейшие обитатели города». Он пошел через парк, показавшийся ему сначала поляной, а потом пустырем. Прежде здесь был вокзал, с которого Маргарет уехала ночным поездом. С чего он взял, будто парк разбили на месте вокзала? Просто все перепуталось у него в голове. Под деревьями возле канала он размышлял, не Марна ли это.