Горизонты техники для детей, 1971 №1

Позднее мне пришлось побывать в Катовицком аэроклубе. Моим собеседником был молодой конструктор. Мы разговариваем о лётчиках — любителях, объединённых в аэроклубе. «Лучше всех это сделал бы Кампо», — неожиданно заключает мой собеседник. После короткого раздумья он дополняет: «Ведь только у Михаила хватит терпения для этого». «Михаил Кампо? Сципио дель Кампо…» — быстро ассоциируются мысли у меня в голове.

Возможно ли это? Но я не ошибся. Ещё в тот же день я встретился со старейшим польским лётчиком — Михаилом Сципио дель Кампо. Он пригласил меня к себе домой. «Люблю тишину. Шум, суету признаю только на аэродроме», — донесся по телефону энергичный голос.

* * *

И вот я в гостях у пионера польской авиации. Из приёмника плывут тихие звуки музыки. Хозяин показывает десятки фотографий, множество бережно сохраненных мелочей, делится своими впечатлениями о первом полёте, иногда сравнивает современные самолёты с теми машинами, на каких он летал 50 лет тому назад. Рассказывает свободно, интересно, часто шутит.

— Знаете, как раньше летали? Покупал человек самолёт, садился в машину и… летел.

Почти восьмидесятилетний лётчик — конструктор встаёт из-за стола, берёт стул, ловко взмахивает им в воздухе, опускает стул на пол, садится на него верхом и образно жестикулирует: то управляет рулём, то включает рычаг газа, то переключает рукоятку топливного насоса…

Однажды со мной во Франции, в Руане, произошёл такой случай. Прихожу я на аэродром, на котором должен был взять купленный самолёт. Конструктор и механик начали объяснять, какие и где находятся органы управления, что нужно сделать, чтобы взлететь в воздух и опуститься на землю. По правде говоря, кроме рычагов управления, ничего там не было важного. Кабина пилота напоминала детский манежник, нужно было следить за тем, чтобы не выпасть из неё. Выслушав объяснения, я сажусь в кабину. Механик держит хвост (не улыбайтесь, это не шутка, раньше так «выравнивали» положение самолёта перед стартом), конструктор запускает двигатель, я увеличиваю подачу топлива… Двигатель начинает «чихать», немного спустя уже нормально работает. Самолёт трогается с места, я делаю один круг по аэродрому, второй. И вдруг рука неожиданно задрожала, я нечаянно дотронулся тяги. Машина оторвалась от земли и начала набирать высоту! Откровенно говоря, я очень испугался. Что теперь будет? Но постепенно я освоился в воздухе и огляделся вокруг: подо мной аэродром, на горизонте — тучи. Пикирую, резко набираю высоту, чуть не выпал из кресла, ведь раньше не было ремней. Смотрю на землю: люди как букашки, дома напоминают спичечные коробки. На горизонте собираются грозовые тучи. Снижаюсь. Как приземлиться? Ведь это мой первый самостоятельный полёт. Вспоминаю указания конструктора. Хорошо, что машина послушна. Самолёт приближается к зелёному полю аэродрома. И снова мной овладевает чувство страха, я помню это до сих пор. Но посадка произошла благополучно. За свой полёт я удостаиваюсь многих почестей: в течение недели нахожусь в гостях у конструктора машины (она была его первым детищем), меня принимает мэр города, члены муниципалитета постановили выбить памятную медаль.

Уже поздно. Мы пьём третью чашку кофе. Сципио дель Кампо продолжает рассказывать о достоинствах и недостатках машин того времени, сравнивает их с реактивными самолётами.

Он рассказывает о том, чем занимается в настоящее время: о встречах с молодёжью, работе в Аэроклубе, о том, что пишет воспоминания, посвященные истории польской авиации.

* * *

В конце визита я все-таки спросил заслуженного пилота о происхождении его фамилии. Михаил Сципио дель Кампо с улыбкой ответил:

— Эта фамилия — доказательство традиции. Хотя моя семья испокон веков жила в Польше, фамилия осталась итальянской. Мои предки имели титул и были верны родовым традициям. А я стал известным даже за границей как польский лётчик под фамилией Сципио дель Кампо, поэтому я так и не сменил её.

Ежи Халицкий

Два брата

Рыночную площадь Кракова пересекают два студента. Они оживленно беседуют.

— Что объяснял сегодня преподаватель химии? — спрашивает белокурый быстроглазый юноша. Его старший коллега — коренастый брюнет — не торопится с ответом, он только поглядывает на своего собеседника и улыбается.

— Ох, Енджей, Енджей, ты буквально замучил меня. Я только что кратко изложил лекцию по медицине, а ты уже спрашиваешь о химии. Если тебя не особенно интересуют математика и астрономия, перейди на химический или медицинский факультет.

Енджей тяжело вздыхает.

Я уже сам думаю об этом. Только видишь ли, Юзеф, не хочу обидеть брата. Он так добр ко мне. как отец…

Чтобы прервать молчание, Юзеф бормочет:

— Пан профессор Снядецкий слишком молод, чтобы быть твоим отцом.