— Бойфренд, — ляпаю я, но сама тут же ощущаю всю нелепость этого определения и поясняю: — Бывший. Сильно бывший.
— Любопытно. И чего расстались?
Кидаю осколки в мусорное ведро, хватаю со стола тряпку и начинаю стирать кофейные брызги с дверцы холодильника. Только на лицо вдруг наползает непроизвольная улыбка, потому что ситуация по-прежнему слишком уж нелепая.
— Я отказалась варить ему кофе.
Пётр замирает, не донеся салфетку до коричневой лужи на полу, и смотрит на меня, озадаченно хмуря лоб.
— А что, это какой-то очень важный ритуал с сакральным смыслом?
Конечно, нет. И он, конечно, это знает.
А ещё наверняка помнит, как я прошлой зимой по собственной воле целую неделю варила ему кофе по утрам, приносила чашки в постель и сама прыгала к нему под одеяло, а он обхватывал мои замёрзшие пальцы на ногах ладонями и ждал, пока они согреются, параллельно рассказывая дурацкие анекдоты.
— Нет, если варишь его человеку, который тебе приятен. А вот если это попытка указать женщине на её место, то тут уже да, сакральный смысл.
— И вы расстались? Из-за кофе? — усмехается Пётр, всё-таки вытирая салфеткой лужу на полу.
— Да, я ушла в поля.
— Не удивлюсь, если окажется, что буквально в поля.
— Ну да, — хихикаю. — Два километра пешком по спелой яровой пшенице в августе — такое себе удовольствие, знаешь ли.
— В августе? — Пётр закидывает руки на колени и пристально на меня смотрит. — Погоди, так это твой принц на серебристом коне?
— Да хреновый из него принц, честно говоря. Так, мамкин доминант.
На секунду прикрываю глаза, понимая, что слишком много болтаю. Вероятно, лишнего, ненужного и некрасивого. Но Кирилл сегодня триггерит меня одним фактом своего существования и превращает из взрослой леди с манерами в эмоциональную размазню.
— Нельзя так говорить, прости, — каюсь я, меняя тряпку на чистую. — И я признаю, что совершила сегодня ужасный проступок, за который мне очень, просто невероятно стыдно. Ты же расскажешь Наде?
— Сама ей расскажешь, если захочешь. — Пётр улыбается, но тут же снова становится серьёзным, а в его тоне проскальзывают назидательные нотки: — Ась, если он ещё раз придёт, сразу зови меня или без раздумий нажимай на тревожную кнопку. Не лезь на баррикады. Не этому я тебя учил.
— Ты учил в любой непонятной ситуации использовать сто первый приём карате. Я погуглила, это изматывание противника бегом. Как-то, знаешь, не подошло. Зато вот.
Отодвигаю бумажки с эскизами и ныряю рукой в карман сумки, вытаскиваю оттуда перцовый баллончик и, поставив палец на спусковой механизм, с гордостью демонстрирую его Петру.
— Гелевый Sabre Red? Отличный выбор, — одобрительно качает он головой. — Уже приходилось пользоваться?
— Пока нет.
— Очень хорошо, — он хватается двумя пальцами за основание баллончика и поворачивает его в моей руке на сто восемьдесят градусов, — иначе ты бы ослепла.
Я издаю громкий неженственный смешок, но уже не могу перестать улыбаться, потому что Пётр вдруг говорит:
— И кстати, это Стейнбек. Ну, та твоя фраза про бороду и цирк — это цитата Стейнбека.
— Как же я рада, что Кирилл пришёл, — выдыхаю я, возвращаю баллончик в сумку и снова принимаюсь убирать последствия бойни.
— Даже так? — вскидывает бровь Пётр, выуживая осколок стакана из-под тумбы.
— Да. Потому что теперь ты со мной разговариваешь.
— Я всегда с тобой разговариваю, Ась. Иногда больше, иногда меньше. Ровно так, как ты сама хочешь.
— Мы можем вернуться к варианту «больше»?
Пётр бросает на меня взгляд. Не тот привычный ласковый, как он умеет, а осторожный, недоверчивый, испытующий. И я боюсь, что сейчас он скажет, что нет, не можем. Что ты, Асенька, задолбала его своими бабскими капризами. Или — ещё хуже — что «больше» он будет разговаривать не с тобой, а с Варей.
Поэтому я поспешно добавляю:
— К слову, о цитатах. Я даже искала одну специально для тебя. Про дружбу между мужчиной и женщиной.
— Нашла? — хмыкает он, стирая кофейные разводы с дверцы шкафа.
— Несколько. Но все они ещё хуже той, что ты тогда выдал. Поэтому если дружить у нас не получится, — я особенно настойчиво оттираю пятно на ножке стола, — давай, может, попытаемся
— А это как?
— Не имею ни малейшего представления. Попробуем на ощупь?
Однажды мы отключили телефоны и попробовали на ощупь встретить Новый год. Пётр сжульничал, оставив часы на запястье, но мы всё равно прозевали полночь, потому что ели ананас с перцем и ловили отблески фейерверков в глазах друг друга. И сейчас, наверное, где-то в глубине души мне снова хочется, чтобы мы попробовали, а он сжульничал.