Накануне христианской Пасхи в Кишиневе был учинён небывалый по тем временам еврейский погром. По просьбе сионистского деятеля Якова Бернштейна-Когана Горький опубликовал воззвание, в котором резко осудил этот погром и возложил ответственность за него антисемитское прессу, действительно создавшую в России предпогромную обстановку. Среди журналистов, виновных в антисемитской пропаганде, Горький назвал сотрудника «Нового времени» Виктора Буренина. В ответ на это В. Буренин обвинил Горького в том, что тот сам способствовал Кишиневскому погрому своим культом босяков, поскольку участниками погрома, по утверждению В. Буренина, в основном, были люди подобные известным героям рассказов Горького. Напомним фразу босяка Орлова из рассказа «Супруги Орловы» о его желании «перерезать всех жидов до единого». Несомненно, статья Буренина больно задела Горького. Во всех последующих изданиях рассказа «Супруги Орловы» Горький исключал эту фразу [АГУРСКИЙ-ШКЛОВСКАЯ. С.12].
Возвращаясь к якобы русофобским выпадам Горького-публициста, отметим особо, что как ницшеанец с «двоящейся и троящейся личностью» он именно
Негативные суждения Горького о русском народе в 1916–22 гг. были средством «социальльной педагогики», за ними скрывалось желание подтолкнуть обломовскую Русь к решительным действиям, избавиться от тяжкого груза дурной наследственности [СПИРИДОНОВА (II). С.10].
Критические обличения «темной Руси», вполне «традиционные» для отечественных литераторов западнической ориентации, у Горького лишены «глубины», речь идет не о
«метафизических сущностях» или о «расовых особенностях», которые якобы органически и неискоренимо свойственны монголу, арийцу, семиту и навеки будут враждебно разделять их» («Две души» [МаГ: PRO ET CONTRA. С. 94],
– а о «замечаниях на полях жизни», которые по духу мало чем отличаются, например, от высказываний «славянофила» Василия Розанова или же его антагониста-«западника» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина:
У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!
Это еще ничего, что в Европе за наш рубль дают один полтинник, будет хуже, если за наш рубль станут давать в морду.
Если на Святой Руси человек начнёт удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит.
То, что русским интеллектуалам свойственно поносить свое посконно исконное – неважно в данном случае: из куража, из педагогических или каких иных соображений – это общеизвестный факт. Не зазорно и умаление своего национального «я», обычно в ерническом тоне, в сравнение с Европой, европейцем. Здесь опять-таки можно сослаться на одного, по мнению Горького, «из чрезвычайно русских мыслителей» – Василия Розанова, отметившего эту русскую черту в себе как явно «национально-типическую»: