Горький квест. Том 2

Еще один вопрос, который заставил меня призадуматься еще при первом прочтении, в десятом классе, и не выходивший у меня из головы довольно долго, – действительно ли в тюрьме жить лучше, спокойнее и интереснее, чем на свободе? Монолог Елены из третьего действия меня ошарашил. Елена, вдова тюремного смотрителя, рассказывает: «Когда я жила в тюрьме… там было интереснее… Я была свободна, никуда не ходила, никого не принимала и жила с арестантами. Они меня любили, право… они ведь чудаки такие, если рассмотреть их поближе. Удивительно милые и простые люди, уверяю вас! … когда мужа убила лошадь, я плакала не столько о нем, кажется, сколько о тюрьме… Было жалко уходить из нее… Здесь, в этом городе, мне живется хуже… в этом доме есть что-то… нехорошее. Не люди нехороши, а… что-то другое…» Неужели правда? Неужели жизнь на свободе может оказаться настолько тягостной, что лучше уж отправиться в тюрьму и «жить с арестантами»? В шестнадцать лет в моей голове были только недоуменные вопросы, но потом, позже, я нашел ответ. И до сих пор не знаю, правильный это был ответ или нет. Но проверять мне уже не хочется. В этой связи всегда вспоминаю «Крошку Доррит» Диккенса: отец главной героини много лет проводит в долговой тюрьме, занимая в арестантской иерархии далеко не последнюю позицию, и когда его долги погашаются и можно выходить на свободу, заключенного охватывают страхи и сомнения; он не хочет покидать тюрьму, свобода его пугает. Значит, не одному только Горькому такое пришло в голову. А это, в свою очередь, означает, что правда в этом есть, причем немалая. Но вопрос о тюрьме и свободе тоже не следует обсуждать с шестнадцатилетними комсомольцами…

* * *

Пресвятая Дева, как же я устал за сегодняшний день! До обеда наши дети делились своими впечатлениями от «Мещан», и сначала все шло относительно спокойно, но когда дошло до общего обсуждения, Артем с Сергеем сцепились не на жизнь, а на смерть. Камнем преткновения стали слова о том, что некоторые вещи лучше не понимать, ибо понимать их бесполезно. Сергей данный тезис поддерживал, Артем возражал. Но самые ожесточенные споры возникли вокруг трактовки темы добра и зла, как ее подает в пьесе Тетерев. Говорили быстро, увлеченно, перебивая друг друга, даже молчаливая обычно Евдокия включилась и проявила активность. Я едва успевал понять хотя бы половину, тем более что в этой части обсуждения ребята перестали следить за выбором слов и часто употребляли сленг. Хорошо, что мы пользовались диктофоном.

После обеда все снова собрались в рабочей комнате, участникам раздали распечатанный в шести экземплярах отрывок из «Записок молодого учителя», касающийся «Мещан».

– Прочитайте внимательно, а потом поговорим, – сказал я. – Экземпляры ваши, можете помечать и подчеркивать все, что сочтете нужным.

Быстрее всех, как и ожидалось, читать закончили Тимур и Марина, дольше всех над текстом сидел Артем, но я обратил внимание, что он прочел дважды. Занятный парень!

– У кого какие вопросы? Соображения? – спросил я, когда все шесть голов оказались поднятыми от бумаг.

Повисло молчание, которое прервал Сергей:

– Про тюрьму никто из нас не сказал… А ваш Владимир так много о ней написал… Это плохо, что мы не сказали? Мы оказались невнимательными?

– И про отношение к пьянству тоже не сказали, – добавил Тимур.

– И про Нила мы говорили только в связи с Татьяной, с тем, что она влюблена в него, а он любит Полю, – вставила Евдокия. – Нил сам по себе никого из нас не заинтересовал. Это означает, что мы не годимся для вашего исследования?

Ребята выглядели обескураженными и расстроенными. Слово взял Вилен.