Горький шоколад (СИ)

— Не надо, — Рома покачал головой.

— Как это не надо? — встала я с дивана. Я очень сердилась на Рому. — Ты меня не слышишь? Его машину сожгли. И он ранен. Они сказали, что он в тяжелом состоянии. Рома, поехали его искать. Я умоляю тебя!

— Сядь, пожалуйста, мы никуда не поедем.

— Почему? — выкрикнула я. — Да я с ума схожу от мысли, что ему плохо! Ему, наверно, очень больно. Рома! Эти сволочи сказали, что если я все сделаю, то скажут, где он. Пожалуйста, Рома. Поехали! Я же так его люблю. Ты же друг его самый близкий, в конце концов!

Я в изумлении смотрела на Рому и не понимала, почему он мне отказывал. Мне ненавистна была сейчас мысль, что его друг бросает в самую тяжелую минуту. Я никак не ожидала такого от Ромы. А если Рома уже знает, что с Сашей? А если мой любимый. уже … Нет, нет! Я схватилась ладонями за щеки и лихорадочно блуждала взглядом по Роме, который тоже встал и протягивал мне руку.

— Марусик …успокойся. Слышишь? — тихо сказал Рома.

— Я ни хрена не успокоюсь! — закричала я, отскакивая от него. — Ты кинул его, да? Не нужен больше тебе друг?

— Ты что, Марусик? Я никогда не брошу своего брата, — Роме не понравились мои слова, но мне сейчас было все равно на его чувства.

За пеленой горьких слез, я не заметила мужской фигуры, застывшей в проеме комнаты. Завывая, как раненый волчонок и вытирая слезы вперемешку с каплями крови, я повернулась к двери. Рома тоже обернулся.

Время будто остановилось для меня. Весь страх, паника, истерика, это злосчастное место — все отошло на второй план. Я ничего не слышала и никого не видела, кроме … него. Мне не хватало воздуха. Мне было жарко и, одновременно, холодно. Мне хотелось дико кричать … безумно кричать. Освободить себя от глубокой, душевной боли. Они мне наврали? Наврали все про Сашу? Тело стало дрожать, во рту пересохло, а в голове сильно зашумело. Господи, только не обморок. Он …жив. Жив! Господи, Жив!

Я не могла оторвать от него взгляда. Словно вижу перед собой призрак, а не человека. У Саши были подтеки на лице, разбита губа, над бровью синяк. Меня стало ломать от безумной необходимости коснуться его, почувствовать ладонями его тепло, его … настоящего, живого.

Саша прожигал меня тяжелым взглядом. Нутром ощущала его ярость и голод. Да, это был душевный голод. Я ни с чем его не перепутаю. Он перестал пристально меня разглядывать и через силу повернулся к Роме.

— Где Марго? — спросил Саша. От его родного голоса меня стало трясти еще сильнее.

— Женя пошел осматривать дом. Может, она в другом месте, — ответил ему Рома. — А с теми чего?

— Длинный в отключке. А на другого наручники надел. Молчит, падла. Ничего не рассказал, — Саша шел к нам, прихрамывая.

— Можно я уйду? — вдруг пропищала Оля за диваном.

— Куда ты собралась пешком? — спросил ее Рома. — Мы тебя довезем до города.

— Я сама доберусь, — Оля нервничала. — Я пойду на улицу.

Она резко встала и выбежала из комнаты.

— Оля! — позвала я ее, но та и не собиралась слушать.

— По дороге подберем ее, — сказал Рома. — Санек, пойду найду Женька. Пропал. Да и оценим обстановку. Нужно срочно уезжать. Эта девка успела сделать какой — то звонок. Мне показалась, она кого — то уже предупредила о палеве.

И, не дожидаясь Сашиного ответа, вышел из комнаты.

Мы стояли напротив друг друга всего лишь в нескольких шагах. Саша буравил меня взглядом. Цеплялся за каждую клеточку моего тела. А когда его глаза снова смотрели на мое лицо, мою порезанную щеку, мне показалось, что от гнева его глаза наполнялись кровью. Я словно приросла к полу. Я не могу даже пошевелиться и забываю, как нужно дышать. Саша сократил между нами расстояние. Господи, как он смотрел на меня! Сколько сожаления плескалось на дне его голубых глаз, боли, тоски и злобы.

— Маленькая, — еле прошептал он с надрывом в голосе. — Маленькая… Как я, сука, ненавижу себя! Если бы ты знала, как я ненавижу себя!

Он протянул ладони к моему лицу и замер в нескольких сантиметрах. Его руки дрожали. Он боролся сам собой. Я кожей ощущала его желание дотронуться до меня, но он насильно себя останавливал. Мои губы задрожали, я громко шмыгнула носом, и не удержалась от очередного всхлипа. Как же нам больно обоим. Сколько всего натерпелись. Настрадались так, что стало тяжело даже говорить и связать между собой заново порванные узелки.

Саша бросил взгляд мне за спину, и его нежность тут же сменилась новой волной гнева. Он в ярости подошел к столу с интимными игрушками и одним рывком опрокинул стол. Тот с грохотом перевернулся.

— Сука! — зарычал он, пиная все, что под ногу попадется. — Сука! Сука! Я этому падле сейчас башку продырявлю! Уроды!

Он бросился к двери.

— Саша нет! — тащила его за футболку обратно. — Прошу тебя! Не трогай его!

— Я ему глотку выдеру, сука! — рвался Саша, не обращая мои попытки остановить его. — Я всех их убью! Всех, паскуд!

— Прошу тебя! — плакала я, мертвой хваткой вцепившись в его одежду. — Я больше не выдержу, если с тобой еще что — нибудь случиться. Прошу, остановись! Прошу! Я люблю тебя, Саша! Люблю!