Горький вкус любви (СИ)

— Мне тоже не спится. Решил вот почитать, мысли успокоить. Да ты проходи, садись на диван. Чего мёрзнуть в коридоре. — и он жестом указал на кожаный диван стоящий у стены, на которой горели бра. Северцева присела.

— А что читаете?

— Стихи. Люблю поэзию.

— Чьи?

— Ну в данный момент, я взял сборник. Тут произведения разных авторов, разных эпох.

— Я тоже очень люблю поэзию. Тётя приучала с самого детства к книгам и особое внимание уделяла поэзии. Нравилось слушать как она читает мне, потом мы с ней учили стихи. Верлена, Волошина, Антокольского, Киплинга, Гарсиа Лорки…

— Какой не избитый список. — заметил Воронцов.

— Ну, всеми любимых и известных Есенина, Пушкина, Блока, Ахматову, мы тоже читали и любим. — с улыбкой заметила Мария.

— А самый любимый твой поэт?

— Ходасевич. А из женщин-Друнина.

— Очень интересный выбор. Они довольно непопулярны. — снова удивился Дмитрий.

— Поэтому, наверное, к ним особое отношение. Про Есенина и Ахматову из каждого утюга слышно, хотя они, безусловно, великие, и стихи у них прекрасные. А ваш любимый поэт?

— Юрий Левитанский и Вероника Долина. И хоть большинство её стихов-это тексты её же песен, но я люблю их больше читать, а не слушать.

— У вас тоже довольно оригинальный выбор… — оценила Северцева. — Мне у Левитанского больше всего нравится «Сон о забытой роли», а у Долиной «Дитя со спичками».

— Достойные познания в поэзии… Многих удивляют эти имена, многим они неизвестны. — поделился Воронцов. — А ты вот так, с наскоку, ещё и произведения назвала. Снимаю шляпу. — Маша улыбнулась.

— Мне кажется, если человек действительно любит поэзию, то эти имена его не удивят. А почитайте мне что-нибудь из вашего сборника. — попросила она.

— Что?

— А вы наугад откройте. Что выпадет, то и читайте. Мы таким способом гадали с тётей. Задавали интересующий вопрос и либо открывали наугад, либо на загаданную страницу.

— Ну, давай попробуем наугад. Только вот пледом тебя накрою, а то замёрзнешь совсем. — улыбнулся Дмитрий Михайлович и взяв плед, накинул его на машины плечи, а затем, снова сев в кресло, взял книгу и раскрыл её на первой попавшийся странице.

— Стихи Евгения Евтушенко читать будем. — объявил он. Северцева с готовностью кивнула, облокотившись на подлокотник дивана, подпёрла подбородок рукой и приготовилась слушать.

— Когда взошло твое лицонад жизнью скомканной моею,вначале понял я лишь то,как скудно все, что я имею.Но рощи, реки и моряоно особо осветилои в краски мира посвятилонепосвященного меня.Я так боюсь, я так боюськонца нежданного восхода,

конца открытий, слез, восторга,но с этим страхом не борюсь.Я помню — этот страхи есть любовь. Его лелею,хотя лелеять не умею,своей любви небрежный страж.Я страхом этим взят в кольцо.Мгновенья эти — знаю — кратки,и для меня исчезнут краски,когда зайдет твое лицо…

— красивый голос Воронцова затих и воцарилась тишина. Оба молчали, задумавшись. В конце-концов Маша сказала:

— Вы восхитительно читаете стихи. Я поражена. Правда.

— Да ну, перестань. — отмахнулся мужчина, которому, на самом деле, были приятны её слова.

— Нет, я серьёзно. Я очень много слышала стихов в исполнении разных актёров, актрис, других известных людей… Но вы по-особенному читаете, и это талант. В поэзии ведь так много зависит от чтеца, от того, как произведение преподнести. Спасибо вам.

— Маш, ты меня совсем засмущала, но это тебе спасибо за такой искренний восторг. — отметил Дмитрий.

— Дмитрий Михайлович, а почитайте мне ещё пожалуйста. — попросила девушка.

Воронцов стал читать стихотворение, за стихотворением, но через какое-то время, когда очередной раз взглянул на Марию, заметил, что она спит, уронив голову на подлокотник дивана.

«Ну вот, а говорила, что хорошо читаю. У хороших чтецов не засыпают» — усмехнулся про себя Дмитрий. Он тихо встал, подошёл к Северцевой, накрыл её пледом, упавшим с плеч и замер, наблюдая, как она спит. И снова в душе затеплилось, заёрзала необыкновенная нежность к этой прекрасной девушке.

«Ну и откуда такие чувства, Воронцов? Откуда это всё? Совсем ты спятил. Неужели действительно влюбился в эту девочку?» — мысленно отругал себя мужчина, упрямо отрицавший очевидное.

Прошло пару дней, как-то вечером, Маша очередной раз позвонила любимой тёте, узнать о её здоровье и просто поговорить.