Горлов тупик

Здание «внутрянки» когда-то строилось под гостиницу Страхового общества «Россия». Гостиницу спрятали во внутреннем дворе, чтобы постояльцам не мешал шум Большой Лубянки. В тюремных камерах на первых трех этажах были гостиничные паркетные полы. При советской власти надстроили еще четыре этажа, специально для тюрьмы. Внизу сохранились широкие оконные проемы, строгая изящная отделка фасада. Выше – гладкие стены с маленькими оконцами-бойницами.

Тюрьму закрыли при Семичастном. Больше никаких камер, никаких решеток. Обычное административное здание, выкрашенное унылой желтой краской. По углам водосточные трубы, над головой ровно очерченный квадрат сизого январского неба. Справа арка, закрытая наглухо черными воротами.

– Привет погорельцам! – проурчал за спиной благодушный басок.

Юра обернулся. Давний знакомый, майор Виталий Типун, скалил в улыбке белоснежные, идеально ровные зубы.

«Погорельцами» называли офицеров разведки, досрочно отозванных или высланных из-за границы. Имелся в виду, конечно, капиталистический Запад, в Юрином случае – Лондон. Страны «третьего мира», так же как и весь соцлагерь, заграницей не считались.

Судя по панибратскому тону, по блеску глаз, гладкости щек и аромату хорошего одеколона, майор здорово продвинулся. Полтора года назад, когда они виделись в последний раз, от него несло перегаром и двух передних зубов не хватало. Он прикуривал «Яву» от спички. На этот раз вытащил пачку «Данхилла», щелкнул зажигалкой «Ронсон».

В начале шестидесятых Типун служил в 7-м Управлении (наружное наблюдение, охрана дипкорпуса), в отделе, который курировал студентов Института Патриса Лумумбы. Юра познакомился с ним тринадцать лет назад, новогодней ночью с 1963 на 1964-й, в приемном отделении Института Склифосовского.

Тот Новый год он собирался встречать на Сретенке, у родителей Веры, и, как назло, пришлось задержаться на службе. Вылетел из метро в начале двенадцатого, помчался к Уланскому переулку, в полутемной арке проходного двора споткнулся обо что-то, едва не грохнулся, выругался и услышал странное глухое рычание.

Посреди арки лежал человек, очень крупный, чернокожий и почти голый. Ничего, кроме трусов и майки. Он лежал навзничь, раскинув руки. Об эту большую черную руку Юра и споткнулся. Приложил пальцы к шейной артерии, почувствовал слабое неровное биение пульса, прислушался к рычанию и понял, что раненый бормочет на суахили.

Юра снял пальто, накрыл раненого, помчался к ближайшему автомату. Когда вернулся в арку, пульс едва прощупывался. Пришлось делать искусственное дыхание через носовой платок и массаж сердца. Это помогло ему самому не замерзнуть до приезда «Скорой».

Раненый пришел в себя в приемном отделении Института Склифосовского, под бой курантов, который доносился из радиоприемника в ординаторской. Юра в это время общался по телефону с дежурным из «Семерки». Минут через двадцать явилась команда во главе с лейтенантом Виталием Типуном. Взмыленный, красный, со съехавшим набок галстуком и трясущимся подбородком, лейтенант Типун узнал в пострадавшем своего подопечного, студента второго курса Лумумбария, подданного королевства Нуберро, Птипу Гуагахи ибн Халед ибн Дуду аль Каква.

Птипу тогда еще не говорил по-русски, выучил лишь десяток слов, в основном матерных. Из-за травмы головы соображал туго, но все-таки сумел назвать свое имя и рассказать, что познакомился с красивой девушкой, она назначила ему свидание. Он заблудился, по дороге на него напали бандиты, ударили по голове, сняли с него всю одежду и оставили замерзать насмерть. Но мать племени Каква, божество женского пола по имени Кхве, не могла допустить гибели потомка рода вождей и отправила в темную московскую подворотню своего посланника. Посланник выглядел как мзунгу, белый призрак. Кхве вдохнула в него душу леопарда и таким образом навсегда породнила его с родом вождей Каква.

Юре пришлось переводить с дикой смеси суахили, арабского и английского. Лейтенант Типун постоянно перебивал:

– Слышь, я не понял, кто это, ну, как ее? Ке, Хе?

– Кхве. Мать – покровительница племени Каква.

– К нему что, мать прилетела из Африки?

– Нет, Кхве не его мать, – терпеливо объяснил Юра, – это божество, которому поклоняется их племя.

Хотелось поскорей удрать, Юра успел позвонить родственникам, предупредил, что жив-здоров, просто случилось ЧП. Вера явно обиделась, а главное, там у них сидела мама и ей без него было неуютно. Но Типун вцепился намертво, пытался с Юриной помощью задавать вопросы Птипу. Тот демонстративно игнорировал лейтенанта, наконец сверкнул на него налитыми кровью глазами, выдал весь свой матерный запас, заявил, что разговаривает только с Ндугу Чуи, то бишь с Братом Леопардом, и указал на Юру.