Горм, сын Хёрдакнута

– Похоже на желтогрудого иктиса, но я не сведуща в местной таксономии, – Тира пожала плечами.

– Зачем и спрашивал, – тень улыбки скользнула по лицу Хёрдакнута. – Поехали.

Мальчонка степенно прошествовал к месту падения копейки, подобрал ее, и удовлетворенно оглядел приобретение, на одной стороне которого Сварог сокрушал молотом голову змея, а на другой Селимир посадник сжимал копье, точнее, совню. Ярл, анасса, и полдюжины верховых карлов наконец проследовали на юг по Слиге Мидлуахра, чавкая по грязи копытами, и оставив гордого обладателя желтогрудого иктиса и гардарской копейки тащить корзину дальше.

– Так что за капище Щеня с друидами решили поставить на верху кургана? Сварогово? – ярл оглянулся назад через реку, где тела погибших были погребены в кургане, на отсыпку которого у победоносного войска и окрестных жителей должно было уйти еще полтора-два дня.

– Пантеическое, – ответила анасса, тут же перейдя на танский. – Там будут поминать всех богов и всякого бога, но при одном условии. Если сыщется божество, чьи служители утверждают, что их обряды единственно правильны, их туда не допустят.

– И поделом им, дроттарам, – Хёрдакнут кивнул.

На Слиге Дала, всадники повернули направо, к стенам замка, сложенным из известняка на каркасе из перекрещенных дубовых балок, торчавших из кладки. Последние саженей пятьдесят дороги были даже (по дюпплинским понятиям) замощены – в грязь кто-то накидал необтесанных разноразмерных камней, от голышей до небольших валунов. У раскрытых ворот стояли три телеги с мокрыми ларями, вытащенными с Кормильца Воронов. У ларей, Ньолл, Раскульф, и Йокуль ругались со знакомым Хёрдакнуту бодричем.

– С вас, доней, станется, из-под верхового коня украдете, – возмущался Миклот.

– Что у тебя за печаль? – без особого сочувствия справился ярл.

– Вон, – бодрич указал на одну из телег. – Наша доля!

– Так что не так? Пятнадцать ларей, три телеги, ваших пять.

– Но в ларях-то что? – Миклот откинул крышку.

– Как что? – Хёрдакнут подъехал поближе и пересыпал на ладони серебро.

Бодрич придирчиво оглядел его руку, словно проверяя, не прилип ли один из скиллингов к ладони, прежде чем продолжить:

– Где китежское сокровище-то, что они все эти годы на Кормильца грузили? Сам, что ли, на тинге про него не говорил?

Тира невзначай смерила Миклота взглядом, тот несколько убавил голос и добавил: «Хёрдакнут ярл.»

– Говорил, – подтвердил тот. – И грузили.

– Так где ж..?

– Все олово и серебро альвов на йотунскую смесь пошло, – объяснил Ньолл. – По трем морям в распыл.

– Правда, – подтвердили Раскульф и Йокуль.

– Так Йормунрек, головой крысанутый, все свое богатство сгубил? Нуит бешеный, хуже и доней вороватых! – Миклот сплюнул под ноги.

При словах про «нуита бешеного,» Раскульф положил руку на рукоять меча.

– Ну, если тебе серебро не по нраву, можешь его оставить, – предложил ярл.

– Я самому Мстивою жаловаться буду! И Драговиту, – добавил бодрич, своим телом прикрывая телегу.

– А Боривою? – спросила Тира.

– Бориво-о-ою, – неожиданно жалобно протянул Миклот. – Он-то что понимает! «Богатство через Калинов мост не перетащищь!» – говорит. «Только слава живет в веках!» – говорит! Ему-то легко рассуждать, Мстивоеву брату! Вот что, отдай мне Кормильца в счет недостачи?

– Кормилец не мой, чтоб его отдавать, – возразил ярл. – Саппивокова с Нерретом доля.

– Зачем такой корабль рыбоедам вонючим, с загогулинами по всей ко… – Миклот встретился глазами с подъехавшей к Хёрдакнуту анассой и осекся.

– Бродиров Жеребец Весел так на косе и остался, – вспомнил ярл. – Сможешь его стянуть с мели – забирай.

Морскому разбойнику не удалось скрыть огня жадности, загоревшегося в его глазах.

– Всё вы, дони, речами мягки да тихи, а в торгу злобны да лихи, – сказал он, перетягивая ранее открытый ларь кожаным ремнем поверх крышки. – Ну грабь меня, ярл, вдовьего сына, возьму твою подачку.

– Миклот не ведет себя, как подобало бы его положению, – сухо заметила Тира, когда кони отдалились от телег на достаточное расстояние

– Зато как торгуется, – с некоторым уважением признал ярл, – Сажальные ступени мне!

Ждавшие у коновязи в глубине замкового двора карлы раздвинули небольшую стремянку, до того прислоненную к стене, и вынесли ее вперед. Один взял Альсвартура под уздцы, другого конь попытался укусить – не со злобы, а скорее для порядка. Кряхтя, Хёрдакнут перекинул правую ногу через конский круп и поставил ее на верхнюю ступеньку.

– Что б ты, дочка, в жизни не делала, только не становись старым толстым ярлом, кого собственная спина не держит, – на всякий случай остерег он Тиру, спускаясь на камни.

Та вполголоса спрашивала карла, ловко увернувшегося от конского укушения:

– Так и не выходил из замка?

– Нет, дротнинг. Ни конунг, ни Щеня целитель.

Анасса перекинула поводья через голову Кольгриммы, спрыгнула на камни и, не дожидаясь Хёрдакнута, растворила одну из створок двери и вошла в замок. В первом от двери помещении, лежали раненые, которых было не так и много.