Горм, сын Хёрдакнута

Тира кивнула. Стараясь ступать неслышно, травник и наследница багряной гегемонии приблизились к чертогу. То, что они увидели, выглядывая из-за поваленной колонны, по-видимому было частью сложного магического или литургического обряда. Остатки одной из комнат были полностью расчищены от растений, земли, и мусора, открыв мозаичный пол. Его неярко, но почти без теней освещали несколько сотен светлячков, ровными рядами почему-то сидевших на прямоугольном подносе, прислоненном к лучше всего сохранившейся стене. Все убранное с пола оказалось загадочным образом перемещено в соседнюю комнату, в открытых ларях из чего-то полупрозрачного.

Участники обряда заполняли освобожденное таким образом пространство в таком количестве, что мозаику на полу трудно было разглядеть. Их вид напомнил Тире сказание о Лелапсе – замечательно умном молоссе[55], который никогда не упускал дичь, за которой охотился. За неимением лучшего имени, она решила назвать примерно два десятка изрядно перепачканных в земле зверей, толпившихся в свете подноса со светлячками, лелапсами.

Их длинные морды заканчивались подвижными темными носами, некоторые из них виляли пушистыми хвостами, уши у кого висели, у кого торчали, у кого почти полностью скрывались в длинной шерсти, но они проводили большую часть времени на задних лапах, пальцы их передних лап ловко хватали различные предметы, а некоторые звери были перепоясаны ремнями, с которых свисали то ли предметы вооружения, то ли хозяйственные принадлежности. Тира заметила и даже смогла опознать кое-какую утварь, лежавшую на носилках, положенных поперех дверного прохода – кисти, щетки, стилосы, все со следами почвы. Лелапсы определенно находились в очень возвышенном состоянии духа. Две или три пары возились, тыкались носами, и таскали друг друга за уши, как сильно переросшие щенки. Один зверь, белый с черными пятнами, сидел спиной к стене и, жмурясь от удовольствия, чем-то упитывался из мешочка, сделанного из блестящей материи, время от времени просыпая часть вкусности себе на толстенькое брюшко.

Внимание остальных лелапсов было сосредоточено на предмете их поклонения, стоявшем в середине помещения и, судя по виду, очень древнем, из покрытого пятнами металла и полуистлевшего дерева. Общей формой он напоминал прямоугольный стол с очень толстой столешницей, у которой один угол почему-то был срезан по красивой кривой с двойным изгибом.

Особенно крупный лелапс с туловищем в длинной сивой шерсти просунул лапу под крышку стола. Оказалось, что она поднималась на петлях, поставленных вдоль длинной несрезанной стороны прямоугольника. Зверь подпер крышку бронзовой спицей и отступил, сложив лапы в благоговении. Внутренняя сторона крышки была покрыта мозаикой, искусно набранной из дерева разных пород, янтаря, и нескольких металлов. По лучше сохранившимся частям, Тира догадалась, что мозаика изображала двух, а может быть, и трех брадиэфеков (последнее было видно по миндалевидным глазам и по форме ушей), хитросплетенных в эротическом объятии. В нижней части столешницы виднелись полоски проволоки на металлической раме, словно кто-то плашмя положил в стол бронзовую арфу, недосчитывавшуюся большей части струн. Сивый лелапс навис над проволокой, пытаясь что-то разглядеть внутри.

Еще несколько зверей пристроились за ним, комично пытаясь одновременно просунуть морды под крышку. Их движение открыло Тире вид на короткую сторону прямоугольника. Вдоль нее в два ряда шли пластинки из потемневшей и растрескавшейся от старости слоновой кости, словно поломанные зубы в челюстях какого-то давно вымершего животного. Над ними, наполовину скрытый разъеденными почвенными солями бронзовыми шестернями, виднелся бронзовый же диск, неравномерно покрытый маленькими выступами. Тиру поразило отсутствие некоторых кусков, например, верхней половины одной из ног, поддерживавших столешницу, которое загадочным образом никак не отражалось на устойчивости всего сооружения.

Лелапс с почти львиной по длине гривой и, видимо, белый в не полностью изгвазданном землей состоянии, возился с металлической коробочкой, стоявшей на треножнике. Белый зверь издал несколько мелодичных звуков, одновременно подхваченных еще тремя из собакоподобных существ. Тира догадалась, что звуки, услышанные ею с тропы, скорее всего тоже были или разговором лелапсов, или строфами из гимна, что они время от времени принимались петь, но тут же останавливались.