Постоял на улице, глядя на толпу. Тяжесть одиночества не отпускала. Ему стало бы легче, если б он мог рассказать кому-то свои мысли. Хотя бы облечь их в слова и чтобы кто-то сидел и слушал его.
Мейзи, вот с кем ему захотелось поговорить. Ведь с ней всегда бывало так спокойно. Да, пойти к ней и поговорить. Что-то она поделывала с тех пор, как он видел ее в последний раз? Может, у нее теперь новый дружок. Эта мысль слегка встревожила его. Ему не хотелось, чтобы у нее был новый дружок. Вчера он бы и слова не сказал. А теперь дело другое. Теперь, если у нее завелся новый дружок, — это нехорошо. Почему так — он не мог бы объяснить, но знал, что это было бы плохо, а для него — очень, очень обидно.
Он пустился в путь к тому дому, где Мейзи работала. Чем ближе он подходил, тем сильнее чувствовал, что у нее, скорей всего, завелся новый дружок, и росло убеждение, что это нехорошо. Шаги его словно выстукивали: «Это плохо, очень плохо». И слова эти зажужжали в мозгу. И быстро нарастал страх — только бы не это!
Ну вот, теперь уже близко. Хорошо будет повидать Мейзи и Опору тоже. А Мейзи ему обрадуется? В самом деле обрадуется? Одет он не очень-то чисто. Может, она не захочет с ним разговаривать. Может, ее нет дома.
Он потер пальцем лацкан своей куртки, аккурат-псе заправил рубашку и в отчаянии уставился на ботинки.
Подходя к дому, где жила Мейзи, он весь дрожал. Посмотрел на калитку, облизнул губы. Нельзя показать, что нервничаешь. Надо быть спокойным. Как настоящий мужчина. И Мейзи надо сказать, что зашел просто поговорить о чем-то, что очень его занимает. Но как сказать ей про людей без цвета? Он попробовал собраться с мыслями, но мысли разбегались. И слова, уже дрожавшие на кончике языка, все куда-то подевались.
И он повернул обратно, в Малайскую слободу. Не может он говорить с Мейзи. И наверно, Мейзи этого не захочет, и уж наверно не поймет его.
Да, не надо к ней ходить. Лучше вернуться к себе в комнату, переодеться в рабочее платье и полежать на кровати, пока не настанет время идти на работу.
На руднике, когда Кзума туда пришел, царило смятение. Мерцали несчетные огни, слышался нестройный гул голосов. Заливались свистки, кучки людей перебегали с места на место. Пробираясь между ними, он узнал кое-кого из бригады Йоханнеса. Далеко впереди маячил Рыжий. Видимо, произошел несчастный случай.
Он ухватил за плечо незнакомого горняка и тряхнул его.
— Что там?
— Несчастный случай.
— Где Йоханнес?
— Не знаю.
— Он там, внизу, — сказал кто-то другой.
Кзума добрался наконец до Падди. Падди схватил его за руку.
— Йоханнес и Крис внизу. Я сейчас туда спускаюсь.
— И я с тобой, — сказал Кзума.
— Это опасно, — сказал какой-то белый.
— Подождите, когда будут спускаться техники, — сказал управляющий.
— Там двое рабочих, — сказал Падди и двинулся к малой клети, и Кзума за ним.
Они вошли, и клеть полетела вниз.
Подошла машина «скорой помощи». Люди стояли наготове с носилками. Ждали два врача. Толпа притихла. Управляющий все поглядывал на часы. Минуты еле ползли.
Пять… Десять… Пятнадцать… Двадцать…
Но вот — слышно, клеть поднимается. В могильной тишине Кзума вышел из клети и вынес тело Йоханнеса, а за ним Падди с телом Криса.
Врачи осмотрели два тела. И Крис, и Йоханнес были мертвы.
— Они собой держали стену, чтобы мы успели выйти! — выкрикнул один из горняков и зарыдал.
Никто его словно и не слышал.
Тела погрузили в санитарную машину, она отъехала.
Дышать стало чуть легче. Два техника спустились в забой обследовать, что там случилось. Люди ждали в полном безмолвии. Время снова еле ползло. Падди предложил Кзуме сигарету.
Техники вернулись.
— Ну? — спросил управляющий.
— Небольшой обвал, — ответил один из техников. — Сейчас все тихо. Там стояки долго мокли, ну и в одном месте прогнили. И не выдержали. Ничего серьезного. Если б эти двое не поддались панике и остались на своих местах, а не бросились очертя голову затыкать собой дыры, все было бы в порядке. Для работы там и сейчас все в порядке. Кое-что подчистить да поставить новые стояки. Это можно поручить следующей смене.
Управляющий взглянул на второго техника, и тот кивнул.
— Из-за паники жизни лишились, — подтвердил он.
Падди кинулся на него и одним ударом сбил с ног.
— Они заботились о своих людях, — сказал он. — А предупредить мы вас давно предупредили.
Между Падди и поверженным техником оказалось несколько человек.
— Все в порядке! Все в порядке! — закричал управляющий. — Шахта в порядке. Ночная смена, готовсь спускаться!
— Нет! — выкрикнул Кзума. — Нет!
— Готовсь! — орал управляющий.
— Пусть сначала произведут ремонт! — воскликнул Кзума. — Мы предупреждали. Нам заявили, что все в порядке. А теперь погибли двое. Хорошие люди погибли. Пусть делают ремонт, а потом уже и мы спустимся.
Управляющий смерил глазами Кзуму, перевел взгляд на других горняков и крикнул еще раз:
— Готовсь!
— Нет, — раздался голос. — Сначала ремонт.
Кзума вдруг взбодрился, почувствовал, что он свободный и сильный, что он — человек.
— Все мы люди! — закричал он. — Что шкура у нас черная, это не важно. Мы не скотина, чтобы у нас жизнь отнимать. Мы люди!