Горняки (СИ)

-Мать найдет эмпатов, и они снимут твой блок! Не хочу даже представлять, как она поведет себя, когда вся эта история закончится!

-Могу подарить ей кроличью лапу на удачу, - Фиона отпила глоток уже остывшего какао, мурлыкнула от удовольствия и довольно облизалась, - ммм, вкуснятина!

-У меня мурашки от твоего взгляда, - нехотя призналась Стелла, зябко передернув плечами, - ты ведь знаешь, что это надолго, так?

-О да!

-И ей не смогут помочь?

-Нет... - Она состроила скромное выражение и мило улыбнулась с видом примерной девочки. - Я старалась! Людмила ведь всегда мечтала о том, чтобы я смирилась со своей участью, приняла дар, данный мне богами, и научилась извлекать пользу из своих способностей! Все случилось именно так, как она хотела!

-Не могу ничего с собой поделать, но то, как легко ты называешь мать по имени, режет мне слух.

-Больше ее я своей матерью не считаю, - тон Фионы остался ровным, а приятный бархатистый голос, обманчиво мягкий и обволакивающий (вот только ей прекрасно было известно, что в нем могла в любой момент зазвенеть сталь!) не дрогнул. Только в изумрудно-зеленых, завораживающих глазах появилось холодное отчужденное выражение. Стелла даже представлять не хотела, каково ей пришлось - возвращаться раз за разом домой, хотя для нее это было настоящей пыткой в связи с неприятными тяжелыми воспоминаниями, выбиваться из сил, стараясь излечить сестру от безумия, обращаться к своим способностям, которые она ненавидела всем сердцем. А зачем узнать, что делала она все это только из-за прихоти собственной матери, решившей таким безумным и ненормальным способом вернуть непослушных детей под свое крыло. - Простить и забыть можно многое, но у всего есть предел. Людмила его переступила, когда рассорила нас и развела по разным сторонам. Немного поразмыслив, я обратилась к знакомым магам из столичной крепости и попросила их отыскать отца. Какое-то неосознанное чувство подсказывает мне, что она и с ним сыграла в такую же игру, как с нами.

-Я, если честно, уже ничему не удивлюсь. Если она не погнушалась использовать наши слабости против нас, чтобы добиться своего, то вполне могла и с ним поступить также. Мне, она, выходит, подсунула кого-то из своих ведьм в твоем обличии. А они постарались на славу, делая все возможное, чтобы я обиделась на тебя, поверила, что ты переметнулась на сторону матери и перестала с тобой общаться. Умно, ничего не скажешь... Я ведь так рассчитывала на твою поддержку и помощь. Ты была единственным человеком, с которым я могла просто поговорить... Мать не остановило даже то, что я похоронила мужа и дочь.

-Последний гвоздь в крышку гроба - это вполне в ее духе. Она сделала все, чтобы ты смирилась с неизбежностью и вернулась домой. - Фиона задумчиво покусала нижнюю губу, сняла с головы полотенце, встряхнула короткими, немного не достающими до плеч волнистыми волосами, и принялась вытирать мокрые пряди.

-Вот, ты опять это делаешь, - обвиняющим жестом ткнув пальцем в невозмутимую сестру, вопросительно изогнувшую правую бровь, она потребовала. - Признавайся!

-Может, и не выживет...

-Кто? - Не поняла Стелла, удивленно хмурясь.

-Прислужница Людмилы, - досадливо передернула плечами Фиа, - о которой ты спрашивала. Это ей выпала честь говорить с тобой от моего лица. Ну, как ты можешь догадаться, я сильно разозлилась!

-То есть тебя сейчас ищут?

-С чего вдруг? - Она скривила губы в жестокой усмешке, - никто, кроме Людмилы не знает, что я - эмпат. Сомнительно, что правда всплывет наружу. Во-первых, ей сейчас не до этого, а во-вторых, по головке ее никто не погладит, если выяснится, что она столько лет умалчивала правду обо мне.

-Ты совсем не изменилась...

Фиона подняла на нее свои красивые, необычные глаза, с лукаво сверкающими искорками. Раньше поэтически настроенные юноши, живущие рядом с ними, сравнивали ее глаза с лучшими и редчайшими изумрудами, наблюдая за ней с безопасного расстояния, удерживая свои возвышенные чувства на коротком поводке. Потому что обладательница прекрасных очей еще и отличалась отвратительным взрывным характером, чрезвычайно развитой мстительностью и великолепной памятью. Об этом узнали, когда самый храбрый соседский мальчишка, лелея надежду на взаимность, поздно ночью пробрался к ним во двор, усыпал все вокруг дома лепестками роз, исполнил на редкость приятным голосом старинную любовную балладу, аккомпанируя себе на лютне, и взорвал в воздухе салют, рассыпавшийся сотнями сверкающих искорок в виде сердца. Фиа, заспанная и растрепанная, тогда еще обладательница длинных роскошных локонов медно-каштанового цвета, с громким стуком распахнула окно, высунулась из него по пояс, хмуро оглядела стоящего на коленях потенциального претендента на руку и сердце, и с любопытством спросила. - Сколько времени убил на учинение этого безобразия?

И обвиняющим жестом указала на лепестки, устилающие двор. Паренек замялся, смутился и забормотал что-то о возвышенности чувств, не знающих, что такое время и усталость.