Случались и прежде убийства, и убийц наказывали. Значит, человек тоже должен быть наказан. Нет, мало наказывать. Наказание проблемы не решит. Проблема-то не в одном человеке, а во всех людях, во всем человеческом роде. Ведь что один сделал – могут сделать и остальные.
Замок мутантов высился черной громадой на фоне неба, до того черной, что она мерцала в лунном свете. И никаких огней, но в этом не было ничего удивительного, потому что никто еще не видел в замке огней. И никто не помнил, чтобы отворялись двери замка. Мутанты выстроили замки в разных концах света, вошли в них, и на том все кончилось. Прежде они вмешивались в людские дела, даже вели с людьми нечто вроде саркастической войны, когда же люди исчезли, мутанты тоже перестали показываться.
У широкой каменной лестницы Дженкинс остановился. Запрокинув голову, он глядел на возвышающееся перед ним сооружение.
«Джо, наверное, умер, – сказал он себе. – Он был долгожитель, но ведь не бессмертный. Вечно жить он не мог. Странно будет теперь встретиться с мутантом и знать, что это не Джо».
Он начал подниматься по ступенькам, шел медленно-медленно, все нервы на взводе, готовый к тому, что вот-вот на него обрушится первая волна сарказма.
Однако ничего не произошло.
Он одолел лестницу и остановился перед дверью, размышляя, как дать мутантам знать о своем приходе.
Ни колокольчика. Ни звонка. Ни колотушки. Гладкая дверь, обыкновенная ручка. И все.
Он нерешительно поднял кулак и постучал несколько раз, потом подождал. Никакого отклика. Дверь оставалась немой и недвижимой.
Он постучал еще, на этот раз погромче. И опять никакого ответа.
Медленно, осторожно он взялся за дверную ручку и нажал на нее. Ручка подалась, дверь отворилась, и Дженкинс ступил внутрь.
– Дурень ты дурень, – сказал Лупус. – Я заставил бы их поискать меня. Заставил бы погоняться за мной. Я бы так просто им не поддался.
Питер покачал головой:
– Может быть, ты бы так и поступил, Лупус, может быть, для тебя это годится. Но для меня это не подходит. Вебстеры никогда не убегают.
– Откуда ты это взял? – не унимался волк. – Чушь какую-то порешь. До сих пор ни одному вебстеру не надо было убегать, а раз ни одному вебстеру еще не приходилось убегать, откуда ты можешь знать, что они никогда…
– Ладно, заткнись, – отрезал Питер.
Они продолжали молча подниматься по каменистой тропе, взбираясь на холм.
– За нами кто-то следует, – вдруг сказал Лупус.
– Тебе померещилось, – возразил Питер. – Кому это нужно – следовать за нами?
– Не знаю, но…
– Что, запах чуешь?
– Нет…
– Что-нибудь услышал? Или увидел?
– Нет, но…
– Значит, никто за нами не следует, – решительно заявил Питер. – Теперь вообще никто никого не выслеживает.
Свет луны, струясь между деревьями, испестрил серебром черный лес. В ночной долине, на реке, утки о чем-то сонно спорили вполголоса. Слабый ветерок снизу принес с собой дыхание речной мглы.
Тетива зацепилась за куст, и Питер остановился, чтобы освободить ее. При этом он уронил на землю несколько стрел и нагнулся, чтобы поднять их.
– Придумал бы какой-нибудь другой способ носить эти штуки, – пробурчал Лупус. – Без конца то зацепишься, то уронишь, то…
– Я уже думал об этом, – спокойно ответил Питер. – Пожалуй, сделаю что-нибудь вроде сумки, чтобы можно было повесить на плечо.
Подъем продолжался.
– Ну и что ты собираешься сделать, когда придешь в усадьбу Вебстеров? – спросил Лупус.
– Я собираюсь найти Дженкинса, – ответил Питер. – Собираюсь рассказать ему, что я сделал.
– Поня уже рассказала.
– Может быть, она не так рассказала. Может быть, что-нибудь напутала. Поня очень волновалась.
– Да она вообще ненормальная.
Они пересекли лунную прогалину и снова нырнули во мрак.
– Что-то у меня нервишки разгулялись, – сказал Лупус. – Затеял ты ерунду какую-то. Я тебя досюда проводил и…
– Ну и возвращайся, – сердито ответил Питер. – У меня нервы в порядке. Я…
Он круто обернулся, волосы на голове у него поднялись дыбом.
Что-то было не так… Что-то в воздухе, которым он дышал, что-то в его мозгу… Тревожное, жуткое ощущение опасности, но еще сильнее – чувство омерзения, оно вонзило когти ему в лопатки и поползло по спине миллионами цепких ножек.
– Лупус! – вскричал он. – Лупус!
Возле тропы внизу вдруг сильно качнулся куст, и Питер стремглав бросился туда. Обогнув кусты, он круто остановился. Вскинул лук и, мгновенно выхватив из левой руки стрелу, упер ее в тетиву.
Лупус распростерся на траве – половина туловища в тени, половина на свету. Его пасть оскалилась клыками, одна лапа еще царапала землю.
А над ним наклонилась какая-то тень. Тень, силуэт, призрак. Тень шипела, тень рычала, в мозгу Питера отдался целый поток яростных звуков. Ветер отодвинул ветку, пропуская лунный свет, и Питер рассмотрел нечто вроде лица – смутные очертания, словно полустертый рисунок мелом на пыльной доске. Лицо мертвеца, и воющий рот, и щели глаз, и отороченные щупальцами уши.
Тренькнула тетива, и стрела вонзилась в лицо – вонзилась, и прошла насквозь, и упала на землю. А лицо все так же продолжало рычать.