Город

– Чего и следовало ожидать. Приглядись к нему как следует. Любой новенький должен стать для нас объектом самого пристального внимания. Во дворце сейчас… – Дол помолчал, подыскивая слова, – ощущение как перед грозой. Вроде как близкая опасность в воздухе висит…

– Похоже, никто толком не знает, почему Маллет так поступил. Даже как-то на него не похоже. Он же Винцерам двадцать лет верой и правдой… И вообще, Тысяча была им неизменно верна. А теперь? Может, поэтому и ощущение такое. Неуверенность, беспокойство…

Некоторое время он молча потягивал чай, глядя поверх чашки на Дола. Чувствовалось, готов сказать что-то еще. Дол вопросительно поднял брови.

– А еще у меня хорошие новости есть, – сообщил Грязнуля.

– В самом деле?

– Ты был прав: девчонка не может удержаться, чтобы не прийти на свою работу взглянуть. Ее видели в Джервейне, возле обсерватории: тоже своим витражом любовалась. Ее и проводили оттуда до самой двери. Бартелла, правда, дома не оказалось. Намечено его схватить сегодня утром.

– Отлично. – Дол потер руки, посмотрел, как поблескивали маленькие темные глаза Грязнули. – Что-то еще?

Коротышка кивнул:

– Я до позднего вечера ждал в укромном месте, пока не увидел, как он возвращается. Чтобы точно был дома, когда за ним придут сыщики из дворца…

– И?.. – спросил Дол.

– Я, оказывается, встречал его раньше.

* * *

Лошади протопали копытами под Лепными воротами, и всадники выехали на равнину. Снег здесь был коням почти до бабок, к тому же его покрывал замерзший в ночи наст, так что копыта подкидывали в морозное небо хрустальные брызги. Рийс слышал у себя за спиной возгласы восторга: люди радовались, что вновь оказались в седлах, к тому же за пределами городских стен. Голова у сотника по-прежнему шла кругом, но и у него с каждым вздохом легчало на душе: воздух был полон прямо-таки алмазной свежести. Впереди до самых холмов вдалеке простирался девственный снег. Небо над головой блестело серебром.

Покинув Марцелла и выйдя из Цитадели, Рийс выбрал из своей сотни двадцать человек. Все они немедля отправились в конюшни. Здесь ему в первый раз пришлось употребить свою власть, чтобы вытребовать лошадей у старшего конюха, – похоже, это был единственный в Городе человек, который то ли не знал, то ли не желал знать о печальной судьбе Леопардов.

Себе Рийс взял крупного серого жеребца, которого, как сообщил смягчившийся конюший, звали Разлучником.

Этот самый Разлучник, судя по всему, стоял уже несколько дней. Он подыгрывал[3]

и горячился, тоже отзываясь на чистый воздух и сверкание снега. Рийс, с пеленок сидевший в седле, позволил огромному коню резвиться, сколько душе угодно. Когда тот вдруг поднялся в галоп и во весь дух понесся навстречу восходящему солнцу, Рийс пониже пригнулся к его шее и дал ему волю. Разлучник был далеко не жеребенком, но силы и резвости ему было не занимать. Несколько мгновений – и они далеко опередили отряд.

Рийс изо всех сил пытался что-то придумать…

Его неожиданное продвижение в предводители Тысячи оказалось весьма неоднозначным подарком судьбы. Оно здорово повысило его шансы на успех в качестве цареубийцы, однако играть роль незаметного заговорщика стало труднее. Поди прокрадись ночью по залам дворца: на него все время были устремлены взгляда. Каждый воин Тысячи теперь знал его в лицо. И почти каждый ненавидел.

В общем, пришлось выждать некоторое время после гибели женщин, прежде чем Рийс отважился как-то ночью вернуться в садик Петалины. Облачившись в плащ с капюшоном, он вновь спустился по лестнице с дворцовой стены. Кому, как не ему, было знать расписание стражи? Всего через час он оказался под инжирным деревом и уже шарил в нише за кирпичом в поисках записки. Его пальцы нащупали клочок бумаги, но прочесть его в темноватом садике он не сумел. Лишь выбравшись наверх, разобрал при лунном свете аккуратный почерк Амиты: бедняжка сообщала, как найти приготовленный сверток. Он нахмурился, но последовал ее указаниям и проник с тыла в покои Петалины. Выбрав подходящий момент, зажег фосфорную палочку и поднял над головой. Осиротевшие платья безжизненно висели вдоль стен. Даже воздух, где застоялся старый запах благовоний, навевал мысли о смерти. Рийсу начал мерещиться призрак Амиты, крадущейся сквозь потемки с платьем мертвой хозяйки на бесплотной руке…

Он прошел в другую комнату. Следуя указаниям записки, сунул руку под обувные коробки и вытащил потрепанную кожаную сумку. Внутри были свернутые бумаги. Рийс с облегчением покинул мрачные комнаты и выбрался обратно на воздух.

В тот день он отважился переслать с неграмотным солдатом записку в «Толстый пони», подписанную: «Для Сэми». А на следующее утро, сразу после рассвета, пришел туда сам, надеясь встретить Эвана. Дарию он сказал, что хочет навестить старого друга; помощник наверняка решил, что он отправился к шлюхе.