Город без войны

До обеда было ещё время, поэтому Сашка согласился при условии, что воровать Кеша не будет. Кеша дал слово, и они пошли. Оказалось, что многие танкисты, особенно помоложе, Кешу прекрасно помнят. Он тотчас же настрелял сигарет и, довольный, беседовал о починке двигателей с долговязым парнем в таком же шлеме, как у него самого. «Сколько ходим, – ворчал долговязый, – воздухоочистители не меняли. Ты бы видел, какие они засорённые». Что Кеша ответил, Сашка уже не расслышал – рядом взревел мотор танка. Сашка ещё немного постоял и направился к своей палатке.

И тут услышал, как его окликают по имени и фамилии. Кричал какой-то знакомый и в то же время забытый голос. Сашка повернулся и увидел на броневике Вовку Бауэра и Макара Стеценко. Они показывали на него пальцами и смеялись. Нерешительно потоптавшись на месте, Сашка пошёл к бывшим друзьям по Корпусу.

– Я смотрю – опа, кто-то знакомый идёт в чёрной форме, – пояснял Вовка. – Говорю Макару, смотри, типа это наш Ерхов, а он мне не верит.

– Как ты здесь оказался? – спросил Макар.

– Война ведь, – сказал Сашка, смутившись. Ему совсем не нравилось, что его увидели в форме штурмовика.

– Так чё, из Корпуса всё-таки попёрли? А мы тебе завидовали, думали, повезло: получил по башке и в гвардии остался. – Вовка достал из кармана зажигалку и сигарету. – Мы сегодня в первый раз по-нормальному в степь попали, раньше броневики у стен обкатывали, а сегодня – на войну. Куришь?

Сашка отрицательно покачал головой, потом опять посмотрел на ребят:

– А Василь вроде с вами в бронечасти был.

– Был, да сплыл, – ответил Вовка. – Нервишки подкачали.

– Он пить стал, – пояснил Макар, – его и выгнали. Теперь никуда не устроится, разве что грузчиком. А тебе, Сашка, кроме штурмовой бригады ничего не предлагали?

– Нет.

– Зря ты, Сань, с этим Ветровым водился. Он всегда какой-то подозрительный был, – заметил Вовка.

«Илья – подозрительный, – грустно подумал Сашка. – Весёлый синеглазый Илья, лучший мой друг…»

– Ладно, ребята, я к своим пойду.

– Ну, давай, пешеход, не печалься, – сказал Вовка, а Макар вытянул вперёд руку на манер приветствия штурмовиков.

Не печалься… Кто им сказал, что ему плохо? Может, ему повезло больше, чем им. Ездят в этих пыльных жестянках, степь полируют…

Кеша уже наговорился со своими знакомыми. Точнее, знакомые устали от его болтовни и попрятались в танках.

– Пошли отсюда, Санёк. И куда этот Хнык, задрыга, подевался!

Хнык сидел за одним из броневичков и курил. Увидев Сашку с Кешей, спрятал самокрутку.

– Олегу не говорите. Он совсем озверел: увидит у меня махорку – и по морде! Самому-то можно!

– Он потом по полу не валяется, и лекарства ему не нужны, – проворчал Кеша. – Но мне-то пофигу, дыми. Ты же сдохнешь, не я.

Вернувшись, они распаковали рюкзаки, уселись у входа в палатку, и Кеша деловито открыл банку консервов.

– Говорят, в тушёнку крыс кладут, – сообщил он, с аппетитом уписывая жирное мясо. – А баранину сами жрут. Представляете, у моего папаши на ферме были овцы. Вот это класс! Я барашков сколько угодно есть готов, особенно с картошкой.

Тушёнка быстро закончилась, Кеша бросил банку на снег и полез в рюкзак за ломтём кукурузной лепёшки. Сашка, поглядев, как Кеша уплетает свой паёк, тоже вытащил лепёшку. Неподалёку показалась нелепая фигура Пса.

– Приколитесь, пацаны, – сказал он, усевшись и бесцеремонно отломив кусок Сашкиной лепёшки. – Наш Шакалина как-то проник на грузовик и приполз в палатку к Волку. Чуть ли не в трусах. Вот шибанутый! Моя б воля, я бы никогда сюда не полез. Но что поделаешь, олигофрения даёт о себе знать. Кеша, угости сигареткой, у тебя есть, я видел.

– Тридцать грошей, – ответил Кеша.

– Костян, дай хоть ты махры, – повернулся к Хныку Пёс. – Оставим в покое этого жадного субъекта.

Хнык насыпал из кисета немного махорки.

– Гумаги у меня нет, – сообщил он.

– Бумаги, мой недалёкий, это называется бумага, а впрочем… – Пёс вытащил из-за пазухи какую-то книжицу и выдрал листок. Разорвав его пополам, протянул часть Хныку.

Скрутив самокрутки, они долго пускали дым. Большую часть дыма относило в сторону Сашки, и он, бросив недоеденную лепёшку в вещмешок, поднялся и отошёл. Повсюду суетились штурмовики. Возле палаток развели костры, вырвав почти весь кустарник и сухую траву, проглядывающую сквозь тонкий слой снега. Вокруг одного из костров что-то праздновали, пели песни и смеялись.

– Мы тут недалеко расположились, – сообщил Пёс. – Там у нас кустарник погуще, не так продувает, а у вас тут голо, как на лысине. Я вообще степь не люблю. Глазу остановиться негде. Нет радующих взгляд развалин.

Из танковой части донёсся рёв. Пёс поднялся, отряхнул снег и усмехнулся, глядя вдаль.

– А броники, кажись, уезжают. Теперь мы тут оборону держать будем. Между прочим, известно, что штурмовики – самый дешёвый боевой материал. Вот трактора с пукалками, так называемая бронетехника, стоят денег, порядка пяти тысяч марок каждый. А мы каждый стоим тридцать марок премии и ни гроша компенсации родным и близким в случае преждевременной кончины.

– Преждевременной чего? – ошалело спросил Хнык.