Город Дождя

улыбкой. Наверно, будь я старше, я бы почувствовала какое-то родство, невероятную

близость, словно наши души сотканы из одной материи. Но в то время я была ещё

двенадцатилетней девчонкой с надувной палицей в руках, которой потом в шутку избила его,

когда он подошёл с друзьями знакомиться к старшим девушкам из нашей большой и

разношёрстной компании – в те годы у меня было много друзей и я, несмотря на некоторую

природную замкнутость, без труда заводила их. Затем мне неоднократно доводилось

слышать его песни с плееров знакомых, однако всё это происходило невзначай, и я никогда в

них особо не вслушивалась. Когда я узнала о его неожиданной и ранней смерти, я испытала

лишь лёгкую грусть. Гораздо позже, я стала думать о его уходе с сожалением и даже

некоторой досадой на себя, на свои невнимательные глаза с повязкой близорукой юности…

Однажды ночью, роясь в сети, я совершенно случайно набрела на сайт его группы и,

наконец, по-настоящему смогла услышать его. Тогда со мной уже не было брата, не было

друзей детства, не было поездок в родной город, больше не было ничего, но в могильной

пустоте ночи существовал его голос, и он говорил со мной. Он напомнил мне о том дне,

когда мы в первый и единственный раз обменялись словами – это случилось за несколько

недель до трагической случайности, хладнокровно забравшей его жизнь. В очередной раз

навещая старых друзей, я получила от них приглашение на любительский концерт гаражных

групп, где они должны были выступать. Помню, мы шумно вели себя за кулисами: я спорила

с другом из-за текста песни, которую их группа готовилась исполнять, и предлагала свой

вариант припева; в конечном итоге меня заставили пропеть предложенные строки, чтобы

друзья смогли точно решить, что же им больше подходит. Закончив петь, я столкнулась с

его взглядом. Он не должен был выступать на этом концерте, и, скорее всего, пришёл, чтобы

просто поддержать начинающих музыкантов – вот что за мысли в тот момент были у меня в

голове. Наверно, тогда я вполне могла почувствовать что-то, хотя бы неуловимую догадку,

созвучие…Сейчас, зная его песни и стихи, красоту и глубину его внутреннего мира, я

немного виню себя за то, что не видела этого.

– Как называется ваша группа? – спросил он меня, заметив, что я поспешно отвожу глаза.

– К счастью, она не моя, – словно отмахнувшись от него, пошутила я.

Спроси он ещё что-нибудь, мне было не услышать: громкий смех и возмущённые возгласы

друзей поглотили меня. В больших мегаполисах люди несутся мимо друг друга, не

запоминая лиц и голосов, и я точно также пролетела мимо него в своём крошечном городе, а

могла бы стать ему хорошей знакомой, могла поддержать его, разделить интересы, осесть

маленькой звёздочкой на его ресницы, чему-то научить, чему-то научиться у него…Но всё

сложилось как сложилось. Я была ещё слишком юной, а он был настоящим поэтом, который

знал, что умрёт молодым. Изменить всё равно ничего было нельзя, зато со мной остались его

стихи и тот умный, немного печальный взгляд.

Проходя мимо раздевалки, я, поддавшись уже почти автоматической привычке,

остановилась у длинного ряда зеркал, который тянулся до конца стены, напоминая комнату

смеха в парке аттракционов. Сначала я не заметила ничего особенного, но немного погодя

моё внимание привлёк необычный блеск одного из зеркал. Через несколько секунд в нём

возникло моё новое отражение, оно отличалось от первого – на меня смотрели жестокие и

злые глаза. Мой двойник был одет в другую одежду и не повторял моих движений. Я

медленно попятилась назад, но не могла оторваться от непонятного зрелища. Вскоре все

зеркала наполнились моими отражениями, совершенно не похожими друг на друга, но всё-

таки моими. Они жили своей собственной жизнью: одни весело смеялись, другие ядовито

улыбались, плакали, колотили руками по стёклам, кричали, кого-то проклинали и

ненавидели, кого-то боготворили и одновременно презирали…Наверно, если в этом городе

кто-то сходит с ума, безумие приходит примерно так. Хотелось убежать, но это было

невозможно – тело не слушалось меня, заставляя стоять и вздрагивать от осознания

собственной беззащитности, страха и омерзения. Однако что-то я всё-таки могла сделать,

чтобы уничтожить эту давящую на сознание картину – в моей куртке по-прежнему лежал

пистолет, который дал мне Гром. Тяжёлое и холодное оружие, которое нащупала дрожащая

рука, казалось мне единственным спасением. Едва я достала его, мои зеркальные сёстры

замерли и устремили свои взгляды прямо на меня: некоторые из них смотрели с усмешкой и

вызовом, некоторые были испуганы. Спустя мгновение все они упали к моим ногам,

разлетевшись на мелкие блестящие кусочки.

Грохот от выстрелов заложил мне уши, но уже через минуту до меня донеслись громкие

возгласы встревоженных людей, которые стали торопливо покидать раздевалку, с опаской

глядя на меня. Пока им нечего было бояться – рассудок снова одержал верх над Городом.

Медленно опустив руку, я убрала пистолет, и уже собиралась покинуть клуб вслед за

напуганными посетителями, когда заметила небольшую деревянную дверь в начале стены,