— Она была тогда всего лишь ребенком, — сказал Харт. — Что она понимала! Она была напугана.
— Слишком поздно для оправданий и извинений. Я заберу себе эту женщину и запущу свои алчные пальцы в ее плоть, и ничего ты не сделаешь, чтобы остановить меня.
Раздутой рукой фигура отбросила в сторону простыни и перекинула слоноподобные ноги на край кровати. Качнувшись вперед, распухший поднялся, гроздья опухолей бугрились на коже. Он двинулся вперед — злокачественный кошмар, обретший образ и форму, и Джеймс поднял руку, чтобы остановить его. А затем в Харте пробудилось что-то, чему у него не нашлось названия. Это была незнакомая сила — по-другому он не смог бы объяснить, — отозвавшаяся в нем, как только он к ней невольно воззвал. Не ради себя — ради Полли, которой и так уже сегодня досталось. Харт отрывисто кивнул распухшему и резко бросил:
— Ты, выходи оттуда. Вылезай из него.
Из лопнувших опухолей на теле Поллиного отца хлынули черные потоки и стали падать кольцами к его ногам. Темные вздутия вспарывали кожу, и жидкая гниль сочилась из каждой поры содрогавшегося в конвульсиях тела, зажатого превосходящей силой. Наконец перед Хартом предстал отец Полли, бледный, дрожащий, но невредимый, а на полу вокруг его ног черной змеей, рожденной в глубине самой черной ночи, паривший и подергивающийся, лежал поверженный рак. Харт и Полли завороженно наблюдали, как угасла его агония и остаток жизни вытек из него навсегда. Полли повернулась и посмотрела на отца, шагнула было к нему, а затем остановилась.
— Папа?
— Здравствуй, принцесса. Вы только посмотрите, как выросла моя девочка, какой стала высокой и красивой. Столько времени прошло, доченька, но я вернулся. Я с тобой.
Полли бросилась ему на грудь, и они крепко обнялись, словно собираясь всю жизнь простоять в объятиях. На лицах обоих блестели слезы, они никого не замечали. Харт тактично отвернулся и опустил взгляд на бесформенную тень, обернувшуюся вокруг его ног.
— Как ты, Друг?
— Было лучше. До того. Спроси об этом попозже, когда у меня будет шанс восстановиться, через пару лет. Как тебе, черт возьми, это удалось? Вот уж не знал, что ты на такое способен.
— Я сам не знал, — проговорил Харт.
Он взглянул на Полли и ее отца — оба разжали объятия, но стояли по-прежнему вплотную друг к другу. Полли шмыгала носом.
— Папочка, это Джимми Харт. Он спас тебя. Он привел меня сюда, он поверил в меня, несмотря на то что во мне самой уверенности не оставалось…
— Джимми Харт? — Мужчина странно посмотрел на него. — Ты очень похож на своего отца, Джимми. Спасибо тебе за все, что ты сделал для моей дочери.
— О папочка, прости меня. Я знаю, я должна была прийти к тебе давным-давно, но я так боялась…
— Тс-с, принцесса, я все знаю. Я понимаю. Ты же была совсем ребенком.
— И ты не винишь меня за…
— Я ни в чем тебя не виню. — Он снова взглянул на Харта. — В конечном счете, надеюсь, кто-нибудь разъяснит мне, что на самом деле произошло, но сейчас я просто счастлив, я жив! Частичка меня все это время жила здесь, удерживаемая этой… тварью, но я плохо помню об этом. Все напоминало лихорадочный бред, кошмар, от которого было никак не проснуться.
— Теперь все позади, — сказала Полли. — Ты жив, и все у нас будет хорошо. — Ее лицо вдруг исказилось болью. — О папа, ты знаешь, мама умерла.
— Знаю. Я чувствовал, что ее нет, уже давно, но ничего не мог с этим поделать. Не волнуйся за меня, Полли. Если бы она была сейчас здесь, она бы очень гордилась тобой, как и я.
— Но я так плохо к ней относилась…
— Она понимает, — сказал отец. — Где бы твоя мама ни находилась сейчас, я уверен, она тебя понимает.
Полли улыбнулась Харту:
— Спасибо, Джеймс. Спасибо тебе за… за все. Я даже не мечтала… Я думать не думала, что ты такой сильный.
— Я тоже, — ответил Харт. — Похоже, я много чего о себе не знаю. Придется это как-то менять.
7. ПРИБЛИЖЕНИЕ БЕДЫ
Разбуженная музыкой, Сюзанна Дюбуа медленно расставалась со сном и некоторое время лежала с закрытыми глазами. Каждое утро ровно в девять автоматически включались радиочасы, нарочно стоявшие так, чтобы до них было не достать рукой, и для того, чтобы их выключить, требовалось подняться с кровати. Пробуждение всегда было для Сюзанны процессом тягучим — как будто спешить ей каждый раз было некуда.