С ней могли сделать все что угодно, но самое страшное это медленная смерть. Жить и знать, что твоя жизнь зависит от настроения и странных склонностей больного человека это ужасно. Женька понимала, что в ней что-то изменилось, может, виной тому были препараты, а может то, что она уже смирилась со своей смертью. Почему-то мысли о борьбе и побеге ее больше не посещали, словно слова о том, что она не воин, навсегда запечатлелись в ее сознании.
Женька закрыла глаза и продолжала лежать будучи ни живой, ни мертвой. Озябшее тело пульсировало от тепла, которое напоминало о жизни гуляющей по венам вместе с кровью. Она дышала медленно, боясь что кто-то может заметить движение. Когда в помещении послышался звук, она задержала дыхание и зажмурилась. Теперь страх так быстро бежал по венам, что ее ладони не смотря на сковывающий холод, покрылись потом.
– Жень, – услышала она мягкий женский шепот, – Жень это Лара. Не бойся, открой глаза.
Женька медлила. А что если это очередная проверка?! Если она откроет глаза все скажут, что на нее даже смерть не действует и она навсегда останется лабораторной крысой.
– Жень, я знаю что ты жива, – продолжала шептать Лара. – Я вколола тебе снотворное, тебе нужно уходить, Жень.
Она больше не стала терпеть, Женька открыла глаза. Перед ней склонилось расплывчатое лицо женщины с голубыми глазами. Она мягко улыбалась и гладила ее по щеке теплой рукой. Женька сделала глубокий вздох, продолжая хлопать глазами.
– Что происходит? – прохрипела она.
– Тебе нужно уходить, – скомандовала Лара, но ее голос был по-прежнему спокойным. – Вот, одевай свои вещи, я приготовила тебе рюкзак…
– Подождите, – возразила Женька, – почему вы помогаете мне? Зачем вам это?
– У нас совсем нет времени на разговоры, но неужели ты думаешь, что все согласны с тем что происходит?! Всегда есть тот, кто работает под прикрытием. – Улыбнулась Лара, пока Женька натягивала свою одежду.
– Вы из Сопротивления? – шокировано спросила она.
– Нет, но я обязательно доберусь до вас и все вам расскажу, а теперь Жень, послушай меня, ты должна выжить, не подставляй себя под пули, возможно, именно ты спасешь наш город. – Прошептала Лара продолжая смотреть на Женьку глазами увлажненными от слез. – Тебе нужно спуститься по лестнице, там увидишь дверь, за ней будет спуск в подвал, а потом тебе придется скатиться по трубе и ты окажешься в метро. – Лара подтолкнула ее к двери, – все входы и выходы на поверхность взорваны, никто туда не суется, тебе нужно найти недостроенную ветку ведущую за город, там ты сможешь подняться на поверхность, береги себя.
– Подождите, – сопротивлялась Женька, не веря в то, что происходит. – Кто вы такая?
Лара улыбнулась и по ее щекам неожиданно начали катиться слезы. Женька не понимала, что происходит и это начинало ее пугать.
– Жень, – прошептала Лара и внезапно крепко обняла ее. – Я всегда знала, что найду тебя.
– Я не понимаю о чем вы… – начала Женька, сопротивляясь объятьям, но послышался шум за дверью и Лара отстранила ее от себя.
– Я твоя мама Жень, – прошептала Лара. – Я тебе все объясню, но сейчас тебе нужно уходить. Я найду тебя через несколько дней.
За их спинами открылась дверь, а Женька уже бежала по лестнице вниз, пытаясь забыть только что услышанное. Этого не может быть… Женька бежала, но не видела куда, словно сейчас ее больше беспокоил побег не из Смерча и опытов, а от той женщины, которая только, что назвалась ее матерью. Человек, который бросил ее в младенчестве, теперь спас ей жизнь? Женька всегда думала, что представлять своих родителей мертвыми легче, чем задаваться вопросом почему ее бросили. Но мачеха не давала ей такой радости, она всегда говорила в открытую, что ее бросили, понимая кем она станет в будущем. Женька не считала себя плохим человеком, она всегда лишь чувствовала свою непринадлежность к обществу. Ей тяжело было заводить друзей, ведь многое из того, что их интересовало, ей казалось скучным. Она никогда не любила яркость и жизнерадостность, точнее она пыталась к этому стремиться, но домашняя обстановка всегда опускала ее в какое-то болото серости и черноты. Бороться с системой у нее не было сил, а после смерти Толика не осталось ни малейшего желания.