Город мастеров

— Если бы я мог это выразить в одном предложении, то все бы пересылали его SMS. Тут нет простых рецептов, каждый должен найти свой смысл жизни в выбранном деле. Я нашёл его в искусстве, в семье, в общественной деятельности, педагогической… Всё это и сложилось в смысл моей жизни. Многое не удалось — наверное, потому что слишком много хотел. Но я продолжаю хотеть и постоянно пробую.

— Что именно?

— Наступает время, когда хочется сделать то, чего ещё не делал, посетить места, где не был, встретить людей, которых не встречал. И снять свой лучший фильм. А в конце концов умереть молодым в пожилом возрасте.

— Вы верите в жизнь после смерти?

— Да, верю и надеюсь, что это так и есть. Но неопровержимых доказательств на этот счёт у меня нет.

— Ваш фильм «Персона нон грата» охватывает треугольник Италия — Польша — Россия. Он не случаен?

— По моей фамилии ясно, что у меня итальянские корни, хотя несколько поколений моего рода жили в Польше. Меня часто спрашивают, не связан ли я с холодильниками, которые рекламируют по телевидению: «Серьезная бытовая техника существует. Доказано Занусси». Связь есть, но далёкая, по итальянской линии. А Россия интересует потому, что это совсем другая для меня страна. Может, поэтому её и люблю: здесь иные темперамент, способ переживаний…

Мне близок Томас Манн, но восхищает Достоевский, потому что он совершенно непохож на нас.

— И даже не любил поляков.

— Это его путь, и это я ему прощаю легчe всего.

— Анджей Вайда снимает фильм о Катыни. Ваши близкие там не пострадали?

— Из дальних родственников по маминой линии погибли двое. Это больная тема, и порой слышу: немцы покаялись, а русские нет… Но я хочу быть честным и потому должен говорить прежде всего о покаянии поляков. Мы тоже делали в истории разные недостойные вещи и должны это признать: не всегда были порядочны по отношению к евреям, враждовали с Россией, не помогли стать независимыми украинцам… Нет абсолютно безгрешных наций, однако зрелость народа заключается в умении признать свои ошибки. Я бы очень хотел, чтобы Россия тоже признала некоторые вещи, которые противоречат общечеловеческим идеалам — например, что принесла немало несчастий разным странам своей экспансией. Но давать этому оценку — самим россиянам, я же отвечаю только за то, чтобы поляки покаялись, чтобы я покаялся.

— Как вы относитесь к рассуждениям о славянском братстве?

— Я не славянин, а само это слово в Польше звучит скорее как ругательство. Напился человек до безобразия — о нём презрительно говорят: что поделаешь, славянская душа… Да и вообще это понятие — анахронизм, в наше время понятие расы звучит несерьезно. Человек считает, что он славянин, и при этом не подозревает, что у него в роду могут быть татары, немцы, викинги… Не стоит думать об этническом рисунке наших генов.

— Вернемся к нашей непохожести. Польский и русский менталитет: что тут общего, в чём различия?

— У нас много общего в темпераменте, и это мне нравится. Но разница в том, что связано с разными религиозными традициями, которые проявляются, например, в отношениях гражданина с властью, государством. И всё же я с большим интересом присматриваюсь к православию, которое умеет сохранять такие понятия, как таинство, святость, и тут у него можно позаимствовать много хорошего. Есть свои достижения и у Запада, способного лучше приспосабливать христианство к повседневной жизни. Думаю, что прав был Иоанн Павел II, который сказал, что Европа дышит двумя легкими, дополняющими друг друга. Чем лучше христиане — и православные, и католики, и протестанты — узнают друг друга, тем лучше будут поняты евангельские ценности.

— Николай Бердяев, сравнивая польскую и русскую душу, писал, что если русская распластывается перед Богом, то польская — тянется вверх.

— Это касается не только поляков и русских, но и вообще традиций Византии и Рима. Поэтому думаю, что нам ещё есть чему учиться друг у друга — и преклонению, и стремлению к идеалу. Одно не исключает другого, а дополняет.

— А если говорить о наших общих проблемах, то какие бы вы назвали?

— Самое сложное — выбить из головы советское мышление, так называемый совок. Это позиция, очень живучая в обществе: человек чувствует себя вечным ребёнком, обижается на злого папу и не принимает ответственности за свою судьбу. И живет по принципу: раз упало — пусть лежит, мне-то что, я ни за что не отвечаю. Принцип детский, потому что ответственность — мера зрелости человека, его достоинства. Коммунизм тем и привлекал людей, что обещал им вечное детство. Все были детьми, только вождь — отцом.