Но над головой был знакомый свод пещеры. Вот и очаг, следы на полу, где они все спали прошлой ночью. Джейс… Вот он, встает с луком Алека в руке. Саймон… И Алек, склонившийся над Изабель. Клэри перевела дух: всё получилось.
Изабель лежала неподвижно и часто дышала. Джейс подошел и ласково коснулся спутанных черных волос.
Клэри ощутила руку Саймона на своем запястье. Его голос срывался:
– Если ты в силах что-нибудь сделать…
Она опустилась на колени рядом с Изабель, достала стилус, стерла с него кровь уголком куртки и приложила острие к запястью Иззи; точно так же она делала у Адамантовой цитадели, когда пыталась помочь Джейсу.
– Прошу тебя, Иззи, не уходи за Максом. Пожалуйста, не покидай меня.
Веки Изабель дрожали, дышала она с трудом. Тело девушки сотрясла судорога, и… исцеляющая руна исчезла. Из раны на ноге вялыми толчками струилась кровь. Клэри так крепко держала стилус, что ей показалось, будто он гнется у нее в руке.
– Не могу, – прошептала она, – не могу создать сильную руну.
– Это не ты, это яд, – объяснил Джейс. – Яд демона. Он проник в ее кровь. Иногда руны бессильны.
– Попробуй еще раз, – попросил Алек; на глазах у него не было слез, но они подозрительно ярко блестели. –
У Клэри пересохло во рту.
– Но что-то ведь должно помочь! – вдруг закричал Саймон, и эхо его голоса отразилось от стен. – Вы же Сумеречные охотники, вы все время сражаетесь с демонами. Вы должны знать!
– И мы, сражаясь, погибаем, – чуть ли не шепотом отозвался Джейс и склонился над девушкой: – Иззи, прости, мне так жаль…
– Подвинься. – Саймон толкнул Джейса, и Клэри вспомнила ту ужасную сцену, когда Лайтвуды сгрудились вокруг неподвижного тела Макса; этого не могло случиться снова, не могло…
– Оставь ее, – прорычал Алек. – Ты, вампир…
– Да, – согласился Саймон, – я вампир. – И он ощерился.
У Клэри перехватило дыхание, когда Саймон вонзил клыки в свое запястье, вскрывая вены; кровь ручьями потекла по его руке.
Джейс встал и отвернулся, сжав кулаки, а Саймон поднес свое разгрызенное запястье к ране на ноге Изабель, и теперь его кровь, стекая, покрывала рану.
– Что… что ты делаешь? – ахнул Алек, но Джейс предостерегающе поднял руку.
– Пусть, – тихо сказал он. – Может, сработает. Я что-то такое слышал…
Изабель, все еще не приходя в сознание, застонала; кровь Саймона текла ровной струей, покрывая рану, и вдруг Клэри увидела, что кожа начала рубцеваться. Иззи распахнула глаза, на бледном лице они казались огромными. Она непонимающе посмотрела на Саймона, а затем перевела взгляд на свою ногу.
Ни-че-го. Только полумесяцы едва заметных шрамов от зубов демона.
Саймон отпрянул от девушки и теперь сидел в полном изнеможении. Кровь еще стекала с его пальцев, но рана на запястье уже затянулась. Клэри с беспокойством подумала, что он захочет восполнить потерю крови, но где же ее взять здесь, в этой пустыне? Она знала, что он прихватил с собой концентрат, но не была уверена, что запасов хватит надолго.
Клэри погладила Саймона по плечу, ощутив через ткань рубашки холод его кожи.
– Все в порядке, – сказала она. – Изабель жива.
Саймон кивнул и закрыл глаза.
6. Небьющееся сердце Рафаэля
Вкамеру вошла женщина – Помраченная; у нее были длинные рыжие волосы и бледная кожа. Возможно, когда-то она была красива, но теперь походила на целлулоидную куклу. Двигаясь как автомат, она с полным безразличием поставила на пол кастрюльку с сероватой жижей для Магнуса и Люка и бутылку с кровью – для Рафаэля.
Ни Магнус, ни Люк не прикоснулись к еде. Магнуса лихорадило, и сама мысль о еде вызывала у него отвращение, а Люк смутно подозревал, что Себастьян мог подсыпать в кашу наркотик или еще какую-нибудь дрянь. Доволен был только Рафаэль; он схватил бутылку и с жадностью ее опорожнил.
– Отлично, Рафаэль, – раздался голос от двери, и пленники увидели Себастьяна Моргенштерна.
«А он и правда удивительно напоминает своего отца, – подумал Магнус. – Те же черные глаза, те же бесцветные волосы и эта фанатичная улыбка… Джейс никогда не был фанатиком, вот почему в свое время Валентин отказался его воспитывать».
– Где Джослин? – сжав кулаки, прорычал Люк, и Магнус подумал, что ему, должно быть, вдвойне неприятно видеть сына Валентина, ведь когда-то Люк и Валентин были
Себастьян засмеялся, и Магнус подумал, что этим он отличается от своего отца, – Валентин, затеяв эту канитель с Кругом, вечно ходил хмурым, а если и издавал звуки, напоминающие смех, то они могли напугать кого угодно. Впрочем, в смехе Себастьяна тоже было мало приятного.