Город пепла и грез

Теплая широкая ладонь коснулась моего плеча, поправляя халат, умелые пальцы выпутали гребень из растрепанных волос. Аккуратным движением магистр собрал волосы в руке и принялся их расчесывать, а у меня чуть глаза не лопнули от удивления. От слабого потрескивания по коже побежали мурашки, а по лицу мужчины невозможно было прочитать, о чем он думает.

— У тебя прекрасные волосы, Канарейка.

Казалось, что покраснеть еще сильнее невозможно, но я перешагнула и этот предел. Промычав что-то нечленораздельное в ответ, я мысленно ругала себя последними словами, но просто физически не могла оставаться спокойной рядом с магистром. И отчаянно, до дрожи в кончиках пальцев, завидовала Ши и Геранту.

Им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Закончив расчесывание, магистр принялся плести мне косу.

Магистр. Плел. Мне. Косичку!

— Я намного старше сестры, — вдруг сказал он, а я затаила дыхание, впитывая каждое слово. До этого он никогда не говорил о семье. — Когда она была совсем крошкой, мне приходилось заплетать ей волосы, потому что она была ребенком-катастрофой. Могла бежать и зацепиться ими за кусты, или случайно их поджечь. Крику тогда было — страшно вспоминать. Вот я и наловчился. Больше за ней некому было присматривать, а нянек Аврора не выносила — вечно устраивала им пакости.

— А ваша мать?

Магистр невесело усмехнулся.

— Мать была хрупкой женщиной. Она недолго продержалась рядом с отцом, а потом… любовниц у него было столько, что я давно перестал воспринимать их, как что-то постоянное. Да и кому было интересно возиться с маленькой девочкой? Ее бы продержали дома до восемнадцати, дали образование и выдали замуж за нужного человека.

— Но с Авророй случился Бардо.

Мужчина рассмеялся. Открыто, от души, как, наверное, не смеялся никогда до этого.

— Да, именно так! И я рад, что он с ней «случился», только ты ни слова ему об этом не скажешь, ясно?

— Как прикажете.

Перехватив косу неизвестно откуда взявшимся кожаным шнурком, Магистр сжал мои плечи и указал на поднос.

— Ешь, птица. Кто знает, когда нам выпадет шанс отдохнуть в следующий раз.

Я ухватила его за руку рефлекторно, едва ли отдавая себе отчет в том, что делаю. Вцепилась в запястье мертвой хваткой, не желая упускать этот трепетный момент единства, который мог больше никогда не повториться.

— Флоренс…

— Я вам не врала, — запрокинув голову, я смотрела на мужчину снизу-вверх и видела, как налились чернотой его глаза. — Я знаю, что вы мне не верите, что думаете, будто выбор канарейки — выдумка или какой-нибудь трюк вашего отца. Ведь это он дал мне рекомендации, но я… я никогда вас не обманывала. Я знаю, как сложно принять невозможное. Где это видано, чтобы двоедушник выбирал двоедушника, но так случилось! Я знаю, как вы относитесь к этой «божественной чепухе», и ни о чем не прошу, но хочу, чтобы вы знали: я вам не врала.

— И там, в пещере, тоже не врала? — он опустился на корточки, и наши глаза оказались на одном уровне. В карей бездне мерцали золотистые блики, а я не могла оторвать взгляд от тонкой полоски шрама на бледной щеке.

Я в него выстрелила.

«Лучше бы ты меня застрелила».

Мотнув головой, я потянулась к магистру и осторожно коснулась его щеки кончиками пальцев. В груди давило так сильно, что я готова была разрыдаться в любой момент.

— Каждое мое слово — чистая правда. Этот мир без вас мне не нужен.

— Флоренс, я — эгоистичная мразь, без которой этому миру было бы лучше. И тебе. Я использую людей, потому что мне так удобно, я не дал тебе ничего хорошего — только боль и запреты. У меня было множество женщин, и все они убили бы меня, вложи я им в руки пистолет. Мне пятьдесят два, и хоть при современном уровне медицины я выгляжу примерно на тридцать пять и проживу еще две сотни лет, для тебя я — старик. Ну и чего ты улыбаешься, а? Я сказал что-то смешное?

— Очень. Вы говорите так, будто я могу нажать большую красную кнопку и перестать любить вас. Вы не понимаете.

— Не понимаю. — Его руки обхватили мои щиколотки и скользнули вверх. От теплого прикосновения чутких пальцев воздух застрял в горле, а магистр, как ни в чем не бывало, принялся вычерчивать на моих коленках спирали и завитушки. — Мой зверь никогда не выбирал. Откуда мне знать, как это бывает?

— Я вам совсем-совсем не нравлюсь?

— Это очень опасный вопрос, Флоренс.

Положив ладони поверх его запястий, я заставила магистра посмотреть мне в глаза.

— Скажите правду. Я вам не нравлюсь? Раньше вы держались отстраненно, а сейчас… гладите меня. Плетете мне косички, рассказываете о семье, сидите так близко, что я чувствую ваш запах и могу коснуться вашего лица. Что-то изменилось? Или это всего лишь адреналин, выплеснувшийся в кровь из-за пережитого, и завтра вы снова…

Я не заметила, как щеки стали мокрыми от слез. Тяжелые соленые капли срывались с подбородка и падали вниз, прямо на руки мужчины.

— Я не буду вытягивать из вас ответ, это подло, — пробормотала я, поспешно вытирая лицо рукавом халата. — Я все понимаю, простите меня.