– Мне удалось привлечь его внимание на себя и позволить вам уйти целыми и невредимыми. Мне тогда было неважно, растворит ли он меня или нет, я хотел спасти вас. Это уже потом я понял, что повел себя как сумасшедший, так сильно рискуя. Ведь туман мог пойти в обратном направлении. Что я могу сказать… – он наконец оставил попытки телесного контакта. – Прости. Я вижу твой немой вопрос. И хочу сказать – просто прости меня, если можешь. Я идиот. Я полный идиот. Прости.
Бу перестал светиться совсем.
На нас опустилась немая темнота. Слышно только было, как в ночи пищат какие-то невидимые зверьки, выжившие после ужасной трагедии, произошедшей здесь. Я бы могла многое ему сказать – и я хотела сказать ему это, но мой язык предательски отказывался это делать. Я спросила его:
– Тут чертовски холодно, ты вся дрожишь, – заметил Дэвид. – К тому же где-то неподалеку здесь снова рыщет туман. Уверен, перед началом холодов он еще более ужасней, чем тогда. Давай, у нас мало времени!
Не спрашивая моего разрешения, он схватил меня за руку и затащил в один из домов, стоящий неподалеку. Пока я осматривалась, он успел плотно забить досками единственный вход внутрь.
Это была небольшая лачужка с минимальным количеством мебели. В углу стояла кровать, рядом с ней над нами возвышался резной старинный шкаф. Посередине комнаты лежал пыльный ковер и стол с лампадой. Не считая пару полок и примитивного склада с лекарствами и какими-то инструментами, это было все, что находилось здесь.
– Нравится?
– Жить предлагаешь, что ли? – я фыркнула и провела рукой по полке. Пыль, словно полупрозрачные кусочки облака, легко осыпалась мне на голову.
Теперь, когда тусклая керосиновая лампа осветила юношу, я смогла разглядеть его гораздо лучше.
Он не изменился. Такие же черные волосы, обрезанные впопыхах, словно за ним гнались во время наведения марафета, очки с одной треснутой оправой. Тощая грудь, обнажающая выпирающие почти наружу ребра, сильные мускулистые руки, широкие плечи.
Я до сих пор не верила, что Дэвид стоит передо мной. Да и сам Дэвид, похоже, не верил, что я пришла за ним, переплыв океан два раза.
Я ожидала увидеть в его глазах радость, но, хорошенько присмотревшись, я впервые за все время увидела в них укор и гнев. Пока я собиралась с мыслями, чтобы спросить его, что случилось, Дэвид уже успел поставить на стол пару вонючих консервов в жестяных банках, дополнив их не менее вонючим мясом аликвид.
Мы подошли к столу и сели за старинные резные стулья. Я думала, что Дэвид накинется на еду, как голодный волк, но даже не взглянул на нее. Вместо этого его взгляд прочно впиявился мне в лицо, как будто там у меня выросло сразу три огромных ярко-красных прыща.
– Итак, Аза Джонсон, – он скрестил руки «домиком». – Прежде всего, можешь взять мою порцию, если ты голодна.
Неожиданно я поймала себя за тем, что долизываю остатки своей консервы языком, как какая-то свинья.
– Да нет, спасибо, – я через силу улыбнулась и отодвинула пустую банку, – я наетая. То есть, нормальная. То есть, я не хочу есть. Спасибо.
– Хорошо, – он оставался невозмутимым и спокойным, прямо как в тот день, когда мы встретили его в первый раз. – Итак, Аза Джонсон, – он хрустнул костяшками чересчур тонких пальцев, – можно ли мне задать тебе один вопрос?
С этими словами он встал со стула, обогнул стол и сел на колени передо мной.
– Аза Джонсон, – Дэвид прищурился, – сейчас мне интересно знать только одну вещь…
Я неожиданно поняла, что кровь в моих венах застыла, как у покойника, а руки и подмышки вспотели, нарушив весь романтический
–
Я почувствовала, как моя нижняя челюсть отделилась от черепа и упала куда-то на землю.
– Что?! – я отодвинулась от него.
Дэвида прямо затрясло от гнева: