Город принял

— Слушай, Стас, ну так нельзя! Совсем не изменился с десятого класса!

Мы остановились на лестничной площадке, я наклонился к Рите и сказал ей серьезно:

— Знаешь, Рита, я сам часто думаю об этом. Но мое счастье или несчастье — не знаю наверняка, — что на моей работе так и нужно!

— Стас, дорогой, но у них у всех та же работа, что и у тебя!

— Да-а? — переспросил я. — Нет, не у всех. У Григория Иваныча Севергина — та же. Ты ведь знаешь — он почти слепой. Выучил наизусть диоптрическую таблицу и на каждой комиссии чудом пробивается через глазника…

— А Скуратов?

— А Скуратов может делать что угодно. Задирака — гонщик, у него каждое дежурство — ралли. Юрка Одинцов служит потому, что только у нас любовь к собакам — профессия. Эксперт Халецкий — ученый муж. Ты — врач…

Рита захохотала:

— Ох и самомнение у тебя! Выступаешь, словно у всей милиции холостые патроны, а у тебя одного боевые!..

В оперативном зале Севергин передавал по селектору сообщение:

— В сводку: по адресу Зацепа, два, при задержании Погосяна Давида Суреновича, 1948 года, не работающего, объявленного во всесоюзный розыск МВД Аджарской АССР, инспектором уголовного розыска 3-го отделения милиции лейтенантом Гришиным П. Г., 1952 года рождения, членом ВЛКСМ, в органах внутренних дел с 1973 года, отличником милиции, из табельного пистолета «макаров» произведено два предупредительных выстрела вверх. Пострадавших от выстрелов нет. На место происшествия выезжал начальник Управления районного отделения внутренних дел…

Замдежурного Микито говорил по телефону:

— Аварийная Мосэнерго? На Спасналивковском, дом восемь, прервано электроснабжение — застрял лифт между этажами… С пассажирами. Срочно вышлите бригаду. Мы туда уже выделили постового, на всякий случай. Отбой…

Помдежурного Дубровский:

— Патрульная машина сорок семь! Патрульная машина сорок семь! Направление следования — тридцать шестой квадрат, Большая Калитниковская улица. В подъезде серого шестиэтажного дома — пьяный, дети боятся идти домой. Номер дома уточняю, связь держите через радиоцентр. Перерыв передачи…

Севергин, сдвинув очки на лоб, посмотрел на нас строго:

— Как успехи, орлы?

Вперед полез Задирака:

— У нас успехи, товарищ подполковник, отличные!

— Ты мне, Задирака, нравишься тем, что у тебя в жизни все всегда отлично! — улыбнулся Севергин. — Это от молодости. Постареешь маленько — появятся претензии…

— Ну, мне еще до постарения — ждать соскучишься!

Севергин покачал головой:

— К сожалению, стареем мы быстрее, чем хотелось бы. А вот, кстати говоря, — обратился он к Рите, — что врачи говорят: отчего стареет человек?

Рита удобнее уселась на стуле, закурила, пожала плечами:

— Морфологи считают, что старение организма происходит от деструкции белков, липоидов и коллагенов…

— Я не согласен, — вмешался я. — Старение начинается с каких-то моральных превращений в человеке…

Скуратов громко засмеялся:

— Вот, Маргарита Борисовна, имеете невосполнимую возможность познакомиться еще с одной теорией Тихонова.

— Перестань! — отмахнулся я. — Ведь в ребенке тоже происходит эта деструкция, но его развитие — это не старение, а расцвет…

Меня прервал резкий, пронзительный сигнал тревоги на пульте. Севергин включил тумблер селектора, в оперзале зазвучал далекий голос:

— Дежурный ГАИ Дементьев. С Воронцовской улицы от дома шесть угнан неизвестным преступником «ЗИЛ-133» — бензовоз с прицепом. Подоспевший водитель сообщил, что в машине восемь тонн высокооктанового бензина. Полагаю, преступник пьян — бензовоз проследовал на большой скорости против направления движения в сторону Таганской площади. Доложил постовой Алехин…

— …Милиция слушает. Замдежурного Дубровский…

— Милиция? На восемьдесят девятом километре Кольцевой автодороги стоит на проезжей части лось. Все движение перекрыл! Примите скорее меры…

— А согнать его не можете?

— Да не уходит, хоть тресни!..

— Сейчас сообщим в охотинспекцию. Отбой…

19. Рита Ушакова

Паузы не было никакой — казалось, еще слышны слова рапорта, но невидимая пусковая пружина уже привела их всех в действие, и в этой атмосфере огромной опасности, мгновенно залившей оперативный зал, были словно навсегда забыты разговоры и споры минутной давности. Я не очень хорошо понимала, что именно каждый из них делает, но в быстроте и четкости их поступков зримо проступало исполнение роли, раз и навсегда предписанной им каким-то правилом, инструкцией или указанием. В этой слаженности, молчаливом понимании друг друга была ограненная отрепетированность десятков, а может быть, сотен учебных часов.

Мне, человеку здесь стороннему, было как-то особенно наглядно это включение механизма безопасности пусковым сигналом тревоги.