— Что не так? Ты же гарантировал стабильность роя на четыре месяца. Этого пока достаточно. Или тебя беспокоит ЦУП? Если они дернутся, я их заткну. Надоело со всеми цацкаться.
В голосе Михаила прорезался металл, какого Рыбников и не слышал раньше.
Холодный, ярко блестящий, опасный металл.
— Нет-нет, — быстро сказал Рыбников. — Я сделал как обещал. Это было даже интересно. Если, образно говоря, не разглядывать прошивку под микроскопом… Поточники ничего не заметят. Вполне конвенционный товар.
Михаил встал, подошел к Рыбникову и тяжело опустил ему руку на плечо.
— Тогда что, друг?
Заведующий сектором едва заметно дернулся. То ли он, как любой нормальный мужчина, не любил, когда его трогают руками, то ли так отреагировал на неожиданное обращение «друг».
— Понимаешь… Слишком быстро я вносил поправки. Сырые боты у нас. Неплохие, но сырые.
— Мне нужна «девять плюс», — сказал Михаил. — Сейчас. Ты можешь тестить ее сколько угодно, и мы будем по ходу дела ее улучшать. Но ее пора ставить на поток. Сколько надо времени для отработки новой документации? Недели хватит, я же тебя знаю.
— Да какая там документация… Просто новые разделы появились… Надо все свести вместе и отредактировать. Это быстро.
— Тогда слушай приказ. Ставим на поток серию «девять плюс», — Михаил прихлопнул рукой плечо Рыбникова. — По факту готовности документов. Иди и напряги свой сектор так, чтобы все делалось со свистом. Премия сектору не заставит себя ждать.
— А мне орден, — уныло напомнил Рыбников.
— Не веришь? — усмехнулся Михаил.
— Да какой орден… Забудь. Мне надо, чтобы все работало. Когда увижу, что все идет по плану, вот это будет награда.
— Увидишь, — пообещал Михаил. — Будет работать. Мне это тоже… Очень надо.
Глава 27
Леха был рад, что директор его подвез, — ноги едва ходили. Он пытался слегка пробежаться, и это оказалось неожиданно трудно. Замучила одышка, что-то странное творилось с координацией движений.
На самом деле он испытывал проблемы, знакомые большинству людей, — просто Леха их раньше не знал. Его «одышке» позавидовал бы иной спринтер. Леха оставался все тем же отменно тренированным, быстрым и резким молодым человеком. Только исчезло «превышение», делавшее его редким спортсменом. Не было прежнего сказочного кислорода в крови. Ну и пережитый недавно стресс давал о себе знать, уж чего-чего, а психику вертолетики не умели закалять. Нервы у Лехи были самые обыкновенные.
Он и сейчас обставил бы Принца на трассе, как минимум пришел бы вровень.
Просто ему надо было еще привыкнуть к своей обыкновенности и заново поверить в себя. Тогда бы он понял, что годы трейсерства не прошли даром, что он все равно ой как непрост по сравнению с другими.
Но пока Лехе казалось, что он — чистая манная каша. Сваренная на воде и совсем без сахара.
Дома имела место безобразная склока между родителями, которой Леха не заметил, потому что упал и вырубился. Утром отец, бледный и не выспавшийся, отвез слабо брыкающегося сына в больницу и заставил сдать анализы. На вопрос, не случилось ли чего, Леха честно ответил: его бросила девушка, и он страшно переживает. Это пройдет, и он будет как раньше, даже лучше. Но пока что — вот так.
«А она того стоит?» — спросил отец.
«Она хорошая, — сказал Леха. — Просто маленькая еще».
Он и правда так думал или убедил себя, что так думает.
А еще Леха был процентов на пятьдесят уверен: именно она случайно загрузила ему тех серых ботов. Это лишний раз доказывало, что она маленькая еще, а Леха — золотой мальчик, сокровище и подарок. Потому что по-хорошему — ну чистые сто процентов, только Леха не хотел в это верить. Тем не менее затылок у него легонько зачесался сразу после поцелуя. А капюшон будто изгрызли мыши. Значит, серые твари размножились там, а потом уже всей толпой грузанулись. И погнались за вертолетиками. А те… А те бросили Леху. Наверное, у них не оставалось другого выхода.
В то, что Мария могла загрузить серых нарочно, Леха совсем не верил. Ее подставили. Вопрос в том, подставил кто-то из института или неведомая третья сила. Больше всего Леха боялся, что это какая-нибудь иностранная разведка.
Он вообще боялся сегодня. Как проснулся, так и начал бояться. Впору было звать на подмогу тех троих раздолбаев, что «из ботанического техникума».
А вот если бы его не бросили вертолетики…
При мысли о том, что они, наверное, погибли, Леху пробила слеза, и он едва не сгрыз подушку, заглушая рыдания. Не себя жалел — их. Вспомнил, как вертолетик уютно и доверчиво сидел у него на ладони, и с горя действительно прокусил наволочку.
И тогда вместо жалости пришла злость.
Хватит плакать, сказал он себе, ты разберись со всем этим. Если надо будет превратиться в камень, если придется бить, даже насмерть, — ты все сделаешь. Но ты разберешься.