Город сестёр 2 (СИ)

   Бабка и Ванесса уложили исходные материалы, так, как положено. Надя зажмурилась, в кулачках щёлкнуло и Габри потеряла сознание. Скорый успел её подхватить, посадил к себе на колени, подставил плечо под поникшую головёнку, отследил организм. Перетрудилась девочка, перегрузила нервную систему.

   Бабка казнилась.

   - Вот старая дура. Не уследила за дитём. Всё хиханьки да хаханьки, а здоровье у девочки не бесконечное. Паша, как она?

   - Сейчас, сейчас. Всё исправлю.

   Бледность с лица Габри постепенно сменялась нормальным румянцем. Девочка очнулась и первым делом спросила.

   - Что случилось.

   - Покажи ладошки.

   В обеих кулачках оказались белые жемчужины. Бабка с Иглой прямо засияли. Обнялись на радостях... А Надежда недоуменно пожала плечиками. С её точки зрения эксперимент с серьгами принёс намного больше пользы, чем изготовление какого-то белого шарика.

   Потом Надежда вспомнила, что сидит на коленях у постороннего мужчины, покраснела как рак и, тихонько, слезла с Пашки.

   Укладывались спать.

   Бабка с Тьмой снова побросали матрасы на пол.

   Бабка выключила свет и улеглась, когда заглянула Габри.

   - Мила Львовна... А я что?... Я буду одна?

   - Ох! Чтоб меня! Надюшку забыли усыпить!

   А Таня позвала.

   - Иди ко мне, Наденька. Я тоже, знаешь как боялась первое время... Иди Надюш...

   Бригадный ксерокс пробралась на четвереньках и улеглась рядом с Танечкой. Помолчала немного, потом любопытство пересилило.

   - А вы, что - обе жёны Скорого?

   - Выходит, что обе, - согласилась Бабка.

   - А так разве можно?

   Танечка вздохнула.

   - А кто нам запретит? Ладно, спи. Вопросы днём задавать надо.

   Женщины уснули под Пашкиным сонным лекарством.

   Где-то, в соседней комнате, Ванесса беседовала с Ульем, чётко выговаривая слова, чуть ли не по слогам. Чего уж она там с ним секретничала, Бог его знает.

   И Пашка, со словами, - Господи! Как я устал! - вырубился сам

   * * *

   Утро Дугин начал с тяжёлой головой и с тяжестью на сердце.

   Лежал в постели, разложенной на полу, в окружении трёх женщин и рефлектировал.

   Дело не в том, что он устал от вала событий, который обрушился на него в этом мире. Хоть, честно сказать - он действительно устал.

   Весь фокус в том, что он потерял себя. Превратился в другого человека. Он растворился в интересах бригады. И вне окружения этих людей, он уже не сможет существовать. Да он и не мыслит такого существования.

   Он частичка машины, существующей только для одной цели - выжить. Даже его благотворительность, раньше задуманная немного от щедрости души, немного из меркантильных соображений, теперь становится - инструментом выживания. Она создаёт опору в жизни, фундамент из множества благодарных ему должников.

   Самое страшное то, что он ежедневно кого-то убивает. Тварей ли, имунных ли... И он перестал тяготиться этим процессом. Нет-нет, он ещё не скатился в то состояние, в котором получаешь удовольствие от уничтожения. Но получать "неудовольствие" он перестал. Теперь как-то так... Мимоходом. Ну, убил и убил, что, мол, такого. Он начал относиться к этому даже с некоторым юмором. Видимо, сарказм - защитная реакция психики на непрекращающийся стресс.

   А с другой стороны, все, кого он "лишил живота", вели странный образ жизни. Мягко говоря...

   Возможно здесь, в этом бардаке, у него есть определённая функция. Обязанность вычищать общество от паразитов...

   Зашевелилась Бабка. Скорый посмотрел на звёзды за окном - вставать рано. Надо ещё вздремнуть.

   Но сон не шёл.

   Каждое утро Дугин просыпался с надеждой оказаться дома. Дома, в своей постели, рядом с женой. С надеждой, что это Лариса положила на него ручку и ножку. И это жена сопит ему в ухо, чуть прихрапывая. Но нет. Не видеть ему больше ни жены, ни детей.

   И каждый раз становилось горько и обидно.

   - За что?!

   Пашка чуть ослабил свечение своего мозга и тут же отрубился, провалившись в темноту искусственного сна.

   Разбудил его шепот женщин.

   - Не надо, - говорила Танечка, - пусть поспит. Он выматывает себя своим даром. Надо ему выходной устроить. Капитальный выходной.

   Бабка отвечала.

   - Да я же всё вижу. Вон у него чернота под глазами...

   Пашка приоткрыл веки. Бабка сидела перед ним на коленях и горько смотрела на стрелка-знахаря. Горько, но с такой нежностью и любовью, что у Скорого хандра как-то отступила.

   - Спи, Пашенька. Спи, родной. Мы на завтрак тебя разбудим...

   Погладила по руке.

   Скорый прислушался к себе - да, надо бы ещё вздремнуть. Немного не добрал. И выключил снова свои мозги.

   Проснулся сам, когда запахло чем-то вкусным.

   Встал, размялся, помахал руками, повертел головой и потелепался мыться-бриться.

   Когда сел за стол на своё место, Ванесса спросила.

   - Павел Дмитриевич, как вы себя чувствуете.

   Пашка вздохнул.

   - Нормально.

   Бабка не согласилась.

   - Да ничего не нормально. В гроб краше кладут. Сегодня ничего не будешь делать. Отдохни денёк. Договорились?

   Пашка молча покивал.

   На кухне что-то щёлкнуло. Бабка огорчённо помотала головой.

   - За утро, уже третий раз.

   И крикнула в сторону кухни.

   - Сырчикова! Ну, что ты всё щёлкаешь?! Ты хочешь опять в обморок брякнуться?!

   - Ой, - отвечала Надежда, - скажите уж прямо - сахару пожалели.