Город спасения

— Ты можешь обнимать меня, когда захочешь, Никки. Друзьяшки постоянно делают такую фигню, — мы смотрели друг на друга, пока я не прочистил горло, нарушая странный момент, который мы разделили. — Ладно. Давай найдем Бето и отдадим его буррито, потому что я серьезно хочу его съесть.

В животе у меня заурчало, как по команде, и Никки быстро закатила глаза, бросая игривые взгляды в мою сторону. Мы вошли через дверь сбоку здания. Она сказала, что не хочет, чтобы я проходил через гримерку танцовщиц.

Мои брови практически достигли линии роста волос, когда мы вошли в сердце операционного пространства «Лос-Муэртос».

— Черт, даже не похоже, что здесь была настоящая перестрелка, — сам того не желая, я посмотрел туда, где Райан убила Марио.

Они хорошо поработали над уборкой, но все равно остался участок бетона, который был темнее. Именно поэтому мы облицовывали наши комнаты для допросов плиткой — пористые поверхности впитывали слишком много крови, и ее невозможно вывести. Райан не знала, что я в тот день забрался на крышу одного из отсеков и целился в Марио. Был готов убить его.

Но не успел.

Она сама расправилась с этим ублюдком, в процессе получив ножевое ранение. За все годы работы с Ганнером я никогда не видел, чтобы он становился таким бледным, как в тот момент.

Я уставился на темное пятно.

— Блять! — Ганнер кричал, сползая по стене больницы. Нас не пустили в операционную, и мне пришлось удерживать друга от попыток силой проникнуть внутрь. Единственное, что заставило его успокоиться, это когда я указал на дрожь в руке хирурга.

— Ты хочешь, чтобы он зашивал твою девушку с трясущейся рукой? Потому что именно это произойдет, если ты прямо сейчас не возьмешь себя в руки, Ганнер.

Только тогда он успокоился.

— Так вот на что это похоже? — спросил он. От него исходило опустошение. Мне не нужно было спрашивать его, что он имеет в виду. Я знал.

Потерять того, кого любишь — самая жестокая форма наказания.

Я опустился перед ним на колени, положив руку на его плечо.

— Нет, брат. По-настоящему больно, когда ты закапываешь их в землю. Все приходят, чтобы выразить сожаления, и ты знаешь, что после этого они продолжают жить своей гребаной жизнью, как будто ничего не случилось. Этот момент — не что иное, как маленький пробел в их неделе. И каждый гребаный день тебя дразнят тем фактом, что ты, блять, справился, а любимый человек, — нет.

Он моргнул, глядя на меня с открытым ртом, а что, черт возьми, на это ответить?

— Но ты не будешь испытывать такого отчаяния, потому что твоя девочка справится, — уверенно сказал я, вставая, уходя и крикнув, что куплю нам немного еды.

Я не мог оставаться рядом и видеть жалость в его глазах, когда он переваривал то, что я вывалил на него.

Нежный голос Никки застал меня врасплох.

— Ты видел, как она это сделала, да? — я несколько раз моргнул, возвращаясь к реальности после краткого мысленного бегства. Даже не заметил, что она остановилась рядом со мной. Ее маленькая ручка легла на мое предплечье, и желание обнять ее с ревом вернулось. Я просто хотел ощутить ее всем телом.

— Убивать дорогих тебе людей, особенно когда они предают, это… — ее голос затих.

Никки выглядела так, словно она тоже витала в своих мыслях, уставившись в точку на стене. Хватка на моем предплечье усилилась, ее задумчивое выражение становилось все более напряженным… сердитым.

— Это тайное желание? Или… — осторожно и тихо спросил я, чтобы все парни, толпящиеся вокруг, не услышали наш разговор. Казалось, она не хотела, чтобы кто-то еще знал, о чем мы говорим. Черт, наверное, она даже и мне говорить не хочет.