Город священного огня

С озера дул холодный ветер, она чувствовала его на своем лице, щек касался лед, и только тогда она осознала, что плачет и что ее лицо замерзло из-за слез. С тех пор, как она узнала, что Джонатан жив, она все удивлялась, почему ее мама каждый год в день его рождения плакала. Почему она плакала, ведь она же ненавидела его? Но теперь Клэри понимала. Мама оплакивала того ребенка, которого у нее никогда не будет, все те мечты о сыне, что погасли в ее воображении, ее представлении о том, каким мог бы быть этот мальчик. И она плакала о том жестоком событии, уничтожившем ребенка еще до его рождения. И теперь, в точности как Джослин на протяжении многих лет, Клэри стояла у Зеркала Смерти и оплакивала брата, которого у нее никогда не будет; мальчика, которому так и не выпал шанс пожить. А еще она плакала за всех тех, кто погиб в Темной войне; за свою мать и пережитую ею потерю; за Эмму и Блэкторнов, которые еле сдерживали слезы, когда она сказала им, что видела Марка в тоннелях фей и что теперь он принадлежал Дикой Охоте. Она оплакивала Саймона и дыру в своем сердце, образовавшуюся на его месте, и том, что она будет скучать по нему каждый день, пока не умрет. А еще она оплакивала себя и произошедшие с ней изменения, потому что порой даже перемены к лучшему казались маленькой смертью.

Пока она плакала, Джейс стоял рядом с ней и молча держал ее за руку, а в это время прах Джонатана тонул и исчезал без следа в водах озера.

– Не подслушивай, – сказал Джулиан.

Эмма глянула на него. Ладно, значит, она услышала громкие голоса сквозь толстую деревянную дверь кабинета Консула, которая сейчас закрыта, но не до конца. И, возможно, она прислонилась к двери, увлеченная тем, что слышит голоса и может их практически различить, но не совсем. Так что? Разве не лучше ли знать, чем не знать?

Она проговорила одними губами: «И что?» – вскинувшему брови Джулиану. Парню, конечно, не нравились правила, но он им подчинялся. Эмма же считала, что правила для того и существуют, чтобы их нарушать или, по крайней мере, подстраиваться.

Вдобавок ко всему, ей было скучно. Их привел к двери один из членов Совета и оставил в конце длинного коридора, тянувшегося чуть ли не на весь Гард. Вокруг входа в кабинет висели гобелены, обветшалые от времени. Большинство из них изображали отрывки из истории Сумеречных охотников: Ангел с Орудиями Смерти поднимается из озера; Ангел передает Серую Книгу Джонатану Моргенштерну; первый договор; Битва в Шанхае; Совет Буэнос-Айреса. Был там и еще один гобелен, но на вид новее, и его, похоже недавно повесили: на нем изображен Ангел, поднимающийся из озера, но на этот раз без Орудий Смерти. На краю озера стоял светловолосый мужчина, а рядом с ним, почти невидимая фигурка стройной девушки с рыжими волосами и со стило в руках…

– Однажды и про тебя соткут гобелен, – сказал Джулс.

Эмма бросила на него взгляд.

– Чтобы про тебя соткали гобелен, нужно совершить что-то действительно великое. Например, выиграть войну.

– Ты могла выиграть войну, – уверенно произнес он. Эмма ощутила, как у нее слегка сжалось сердце. Когда Джулиан смотрел на нее вот так, как на изумительный бриллиант, ее тоска и боль по родителям ослабевали. То, что кто-то о ней так заботился, заставляло ее не чувствовать себя одинокой.

Если только они не решили забрать ее у Джулса. Перевезти в Идрис или в один из Институтов, где у нее были дальние родственники – в Англии, Китае или Иране. Внезапно ощутив панику, она достала стило, вырезала на руке руну слуха, а потом прижалась ухом к дереву, игнорируя взгляд Джулса.

Голоса тут же обрели четкость. Сначала она узнала голос Джии, а спустя секунду второй голос – Консул разговаривала с Люком Гэрровэем.

– … Захария? Он больше не действующий Сумеречный охотник, – говорила Джиа. – Он уехал сегодня перед собранием, сказав, что ему нужно доделать кое-какие дела, а потом в начале января состоится срочная встреча в Лондоне, которую он не может пропустить.

Люк пробормотал что-то в ответ – Эмма не расслышала. Она не знала, что Захария уезжает, и жалела, что не смогла поблагодарить его за помощь, которую он оказал им в ночь битвы. А еще она не спросила, откуда он узнал ее второе имя – Корделия.

Она склонилась ближе к двери и расслышала часть предложения Люка:

– … должен сначала сообщить вам. Я планирую уйти с поста представителя. Мое место займет Майя Робертс.

Джиа издала звук удивления.

– А она не слишком молода?

– Она очень способная, – ответил Люк. – Она вряд ли нуждается в моей поддержке…

– Да, – согласилась Джиа. – Без ее предупреждения перед нападением Себастьяна мы могли бы потерять гораздо больше Сумеречных охотников.

– А поскольку сейчас она возглавляет нью-йоркскую стаю, было бы разумным сделать ее представителем, а не меня. – Он вздохнул. – Кроме того, Джиа. Я потерял свою сестру. Джослин потеряла сына – еще раз. А Клэри никак не оправится после произошедшего с Саймоном. Я бы хотел быть рядом со своей дочерью.

Джиа расстроенно фыркнула.

– Может, мне не следовало позволять ей звонить ему.