Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге

Рачительны были сенаторы: понимали, что однорукий каторжник приносит государству сплошные убытки, тогда как заклейменный вполне способен к повседневному производительному труду. На докладе этом императрица начертала: «О наименовании и чинении политической смерти быть по сему».

Апробировала, получается, и все произнесенные слова о ее монаршей воле. Значит, действительно отменила смертную казнь. Хотя в российском судопроизводстве смертная казнь как высшая мера наказания продолжала существовать, а суды продолжали к ней приговаривать.

Скажем еще о политической смерти: несмотря на то что эта мера наказания родилась еще при Петре I, до Елизаветы она не получала четкой регламентации. Лишь 29 марта 1753 года — в отдельном докладе Сената — этот вопрос был наконец отрегулирован: «Сенат рассуждает: политическою смертью должно именовать то, ежели кто положен будет на плаху или взведен будет на виселицу, а потом наказан будет кнутом с вырезанием ноздрей, или хотя и без всякого наказания, токмо вечной ссылке». Отдельно при этом оговаривалось, что «которые явятся в воровствах и разбоях; и по Государственным правам и указам за те их воровства надлежать будут наказанию, бить кнутом и с вырезанием ноздрей сосланы имеют быть в ссылки вечно: то такие наказания почитать за наказания, а не за политическую смерть».

И снова согласие императрицы: «Быть по сему».

Политическая смерть сохранялась в законодательстве царской России и столетие спустя, хотя церемониал ее стал мягче: ни битья кнутом, ни вырезания ноздрей. В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных», принятом в 1845 году, говорилось: «Смертная казнь, по особому Высочайшему соизволению, в некоторых случаях заменяется возведением осужденного преступника на эшафот, положением его на плаху или поставлением под виселицею на публичной площади; причем если он принадлежал к дворянскому состоянию, над ним переламывается шпага. Сия казнь знаменует политическую смерть, и за оною следует всегда ссылка в каторжные работы без срока или на определенное время».

И еще немного теоретических вопросов: повод к этому дает царствование уже не Елизаветы, а Екатерины II. Несмотря на многочисленные расхождения во взглядах между этими императрицами, к смертной казни они относились одинаково сдержанно. В знаменитом своем Наказе, данном в 1767 году комиссии депутатов, Екатерина II высказалась ясно: «Искусство научает нас, что в тех странах, где кроткие наказания, сердце граждан оными столько же поражается, как в других местах — жестокими».

И все же, в отличие от Елизаветы, Екатерина считала, что иногда смертная казнь возможна и даже необходима: «Казнь не что иное есть, как некоторый род обратного воздаяния: посредством коего общество лишает безопасности того гражданина, который оную отнял или хочет отнять у другого. Сие наказание произведено из свойства вещи, основано на разуме и почерпнуто из источников блага и зла. Гражданин бывает достоин смерти, когда он нарушил безопасность даже до того, что отнял у кого жизнь или предпринял отнять. Смертная казнь есть некоторое лекарство больного общества».

Иллюстрацией этих взглядов стало само царствование Екатерины. Лишь одна смертная казнь произошла в Петербурге за эти годы, а другие выносившиеся Сенатом смертные приговоры — скажем, поручикам Семену Гурьеву и Петру Хрущеву, замышлявшим возвести на престол императора Иоанна Антоновича в 1762 году, или Александру Николаевичу Радищеву в 1790 году — императрицей утверждены не были.

Вот и еще сюжет: история асессора Василия Шишкова, привлекшая внимание горожан летом 1774 года. Этот чиновник, служивший в конторе Главного Магистрата, «определяясь от Конторы к продаже разных имений, принимаемые им за оные деньги употреблял в свою пользу, а сверх того, имея в Конторе над денежною казною смотрение, похитил некоторое число денег из казенного сундука, располагаясь украсть и всю находившуюся под его смотрением денежную казну». Сенат приговорил Шишкова «как обличенного и признавшегося вора» к смертной казни, о чем и поднес императрице «всеподданнейший доклад». Дальше все как обычно: «Ее императорское Величество из природного Своего матернего милосердия, помянутого Шишкова от присужденной по законам казни Всемилостивейше освободить, и на поднесенном от Сената докладе Высочайшею конфирмациею повелеть соизволила: Шишкова за нарядное его воровство казенных, в смотрении его бывших денег, лиша дворянства и чинов, вывесть на площадь пред Коллегиями с надписью на груди: вор и похититель казенных денег, и поставить его у столба на четверть часа, а потом сослать в ссылку в Сибирь».

Указ императрицы был в точности исполнен 11 июля 1774 года; так была вписана еще одна страница в летопись лобного места на Васильевском острове.