Город живых

Вот и моя остановка. Я чуть было не забыл, что должен выйти раньше. Проехав немного дальше остановки, я попросил водителя остановить. Он выругался. Что-то матерное. Наверняка. Я не слышал, но чувствовал, как камни полетели мне в спину. Самому было неловко, что проспал свою остановку. Около магазина стоял улыбающийся Дима. Он часто улыбается. Он не уезжал из Донецка все это время. Хотя большинство таких парней, как он, давно выкладывали фотографии из ночных клубов Киева и Харькова. Я был удивлен, когда узнал, что он остался в городе и пережил весь страх и ужас лета 2014-го. Что поражало меня больше всего, его война не изменила. Он остался верен своему образу жизни. Он часто улыбался и был позитивен. В меру меркантилен. Но даже эта меркантильность казалась мне искренней. Он не скрывал, что деньги значат для него многое. Признавался в этом без зазрения совести. И это в нём мне нравилось. Искренность. То, что я всегда ищу в людях. Дима не был лучше или хуже других, но он сумел вместить войну в свой привычный образ жизни. Мне это не удавалось сделать, как бы я ни старался.

– Ты что, проспал? – держа в руках пакет с продуктами, спросил Дима.

– Слегка. Точнее, не мог долго отойти ото сна. Слишком впечатляющий он был.

Я рассказал ему, что мне приснилось этой ночью.

– Твоя проблема в том, что ты все происходящее воспринимаешь слишком близко к сердцу. Ты живешь войной. Так ты с ума сойдешь. Или того хуже. Не доживешь до тридцатки. Тебе нужно расслабиться. Я заметил ещё вчера, что ты слишком погружен в себя. Нужно будет повеселиться как-нибудь. Нужно выводить тебя из этого состояния.

– Согласен. Но не могу выбросить войну из головы. Ты ведь знаешь, что пока мы тут сейчас идём спокойно в тылу, где-то там, на другом краю города, идёт война. И там погибают люди. Такие же, как ты или я. Не военные. Я же надеюсь, ты понимаешь, что там продолжают жить мирные. Там и дети есть. В подвалах. Питаются гуманитаркой. Сидят в сырых помещениях. Кто-то так Новый год встретил. Это ведь ужасно.

– А как ты можешь это изменить?

– Не знаю. Наверно, из-за бессилия я извожу себя. Мысли о войне всегда со мной.

– Вот и забудь. Отвлекись. Ты же знаешь, что люди гибли и до этого. Вспомни две тысячи тринадцатый, ты слишком переживал, что происходит в Сирии. А там тоже гибли люди. Даже сейчас умирают. Сотнями. По всему миру. И мы не можем это остановить. Такова наша жизнь. Мы либо принимаем её такой, какая она есть, либо сходим с ума.

– Не умею я, как ты.

– Нужно учиться. Друг, давай возвращайся к жизни.

Дымка как будто проникла в нашу беседу. Обычно с Димой мы не говорили на такие темы. Не думал, что сегодня наша беседа превратится в философскую. Но Димина позиция была ясна. Глубоко в душе я хотел научиться жить, как он. Но совесть… Она тут. Внутри. Не отпускает. Она мной руководит. Я марионетка, которую дергают за невидимые ниточки. Я сам не знаю, чего хочу. Единственное, в чем я точно определился – хочу, чтоб Донецк снова стал мирным городом.

Мы подходили к перекрестку. Дима хотел занести пакет с продуктами домой, а только потом мы должны были ехать в центр. Стоим на перекрестке. Нам горит красный. Напротив нас – магазин «Аппетит».

– А чего ты в «Аппетите» не купил еду?

– Не люблю я его. Ты же знаешь меня. Я привередливый.

Действительно, Дима очень разборчивый. Это мне в нем не сильно нравилось.