Городской пейзаж

А Рая Луняшина, ничего еще не подозревая, пришла домой очень довольная, потому что она отпросилась с работы и у нее впереди был свободный день, а в холодильнике мерзли свежие карпы, а вечером к ним в гости обещали приехать Борис и Пуша, а у нее масса свободного времени, и она успеет теперь не спеша все приготовить и как следует угостить дорогих гостей, которых она так полюбила, что у Феденьки отнимался язык и спазм перехватывал горло, когда он замечал эту удивительную привязанность. У нее с Пушей всегда находилось столько тем для разговоров, советов и вопросов, что братья только смотрели друг на друга в умилении и младший, отличавшийся особой чувствительностью, как бы спрашивал старшего: «Ну что, Борис? Как тебе моя Раенька? По-моему чудо, а?! Она так любит тебя и Пушу! Ты доволен моим выбором?» А старший по-кошачьи щурился, кося глазами на женщин, и тоже вроде бы отвечал брату: «Ты, кажется, сам еще не понимаешь, какое сокровище приобрел! Что там твоя теория! Цель жизни — жизнь. Вот она. Без всяких теорий. Завидую тебе, братишка!»

Нина Николаевна Луняшина тоже души не чаяла в Раеньке, как будто в ней текла родственная кровь, тем более что невестка стала с первых же дней знакомства называть ее мамой. В свое время Феденьку сразил вопрос: «Вы совсем разочаровались в жизни? Или еще на что-то надеетесь?» Теперь и Нину Николаевну сразу же подкупила эта простая, ясная, дочерняя любовь девочки, как она называла Раю, и она сама стала любить ее тоже без всякого усилия со своей стороны. А это случается так редко со свекровями, что даже трудно привести какой-либо положительный пример.

Гости сейчас, конечно, не редкость, но что-то не слышно в последнее время, чтобы часто встречались в гостях друг у друга родные, а лучше сказать — родимые люди. Может быть, есть на то и объективные какие-нибудь причины? Может быть, телевизор тоже сыграл свою роль в этом вольном или невольном разъединении людей? Этот надежный аккумулятор одиночества в душе человека… Он очень удобен, когда с экрана с тобой разговаривает, к тебе обращается, приветствует тебя умный и талантливый человек, которого ты всегда можешь при желании как бы зачеркнуть, выключить. Но зато когда приходит живой человек, хозяин телевизора начинает порой страдать от неумения выключить его из своей комнаты: надо слушать, напрягаться, что-то отвечать, вспоминать, спрашивать… Он страдает от бессилия, старается из последних сил быть приятным и не выглядеть дикарем, проклиная несовершенство живого общения. И постепенно хозяин покорного ящика с регулировочными рукоятками начинает избегать встреч.

Поэтому особенно приятны теперь люди, умеющие сохранить в изначальной красоте родственные связи и скучающие друг без друга, умеющие при встрече слушать или рассказывать, то есть одаренные талантом без всякого труда быть живыми людьми, не выключая друг друга, а лишь радуясь встрече, застолью, веселью и любви, которые царят между ними. Ра пришлась ко двору, легко и просто вплелась в сложную ткань семейных отношений Луняшиных, признав за ними право первенства и избрав себе место достойной приверженницы их традиций.

В этот день начался вдруг теплый дождь и только вечером кончился. Было сыро и парко, отовсюду капали чмокая капли, и казалось, что дождь еще продолжается. Прижатые к земле выхлопные газы, дым, мокрая пыль асфальта сочили во влажном воздухе привычное горожанину и даже приятное ему благовоние. Так бывает приятен запах стреляной гильзы после выстрела из ружья — вожделенный аромат древней страсти, тревожный и возбуждающий.

Окна в квартире младших Луняшиных были открыты, но Борис, который был задумчив и молчалив, все равно выходил с сигаретой на лестничную площадку. Ра, хоть и бросила курить, узнав о беременности, нет-нет да и закуривала втихомолочку, втайне ото всех, стараясь лишь полоскать дымом рот и не затягиваться. Одну-две сигареты за неделю она выкуривала, не в силах до конца побороть в себе эту привычку.

И в этот вечер, когда Борис ушел на лестницу, она тоже вышла из комнаты и, не обратив на себя внимания ни мужа, ни свекрови, ни Пуши, которые были заняты разговором, выскользнула на площадку.

Борис в белой рубашке с расстегнутым воротом, под которым пестрела распущенная петля галстука, стоял возле окошка, и когда Ра шепнула ему из-за спины:

— Боря, тихо, — он вздрогнул от неожиданности. — Боренька, ты только не выдавай меня, — шептала она. — Дай одну сигаретку. И я тебя тоже не выдам. Дай, пожалуйста. Я только подымлю, а курить по-настоящему не буду. Я знаю, знаю… Все знаю! Но от одной сигареты, бог ты мой, ничего не будет.

— Мотри, деука! — с причмокиванием сказал ей Борис и протянул пачку «Кента», из которой Ра дрожащими пальцами вытащила белую сигарету с белым фильтром, пожамкала ее, прежде чем подожгла от газового огонька, протянутого Борисом.