Красное закатное солнце дробилось в высоких окнах дома под красной крышей, где на фасаде – балкон, увитый виноградом и оттого похожий на этикетку старого вина. Медный флюгер подрагивал в вышине, и дымился костер на лужайке для пикников, а он шел к костру через всю большую лужайку. Шагал, изо всех сил стараясь не сходить с прямой – но его безудержно заносило. Этот запах вечера, травы, недалекого пруда, печеной на костре картошки…
Назар Митец, хороший парень Назар, бежал рядом, и на лице его все яснее проступало беспокойство:
– Клав, да ты пьяный, что ли? Клав, ты чего? Ты чего, а?..
А у костра суетился отец его, славный доктор Юлиан:
– Рыжая… Ты извини, Клав, видимо, девчонке нехорошо сделалось, дело такое, бывает…
Девушка сидела, спрятав лицо в ладонях. Отвернувшись, скорчившись на складном брезентовом стульчике, подтянув к подбородку колени в линялых джинсах; он подошел и долгую секунду стоял рядом, слушая, как звенит в ушах. Как затихают, но никак не могут затихнуть вдали тонкое ржание и безнадежные колокольные звоны.
Потом опустился на колени.
Не жалея элегантных серых брюк. Не глядя на отца и сына, замерших в недоумении, в оторопи, чуть не в обиде; он опустился перед ней на колени, оторвал ее руки от заплаканного лица и ткнулся лицом в перепачканные, пахнущие дымом ладони.
– Но ведь на самом деле ничего не изменилось, – сказала девушка еле слышно. – И мир не изменился, и мы остались прежними…
– Нет.
– Да… И теперь… все повторится. Нас снова потянет, понесет… по кругу. По спирали… в воронку…
– Посмотри на меня, – попросил он шепотом.
Она прятала глаза. Судорожно втягивала носом соленую влагу.
– Посмотри на меня… Пожалуйста, посмотри.
Она рывком проглотила слюну. Подняла на него взгляд – воспаленный, измученный взгляд несчастной лисицы.
Он улыбнулся. Еле-еле, одними глазами да уголками губ:
– И ты говоришь, что мир не изменился?..
Тишина. Их накрыл непроницаемый прозрачный колпак – закрывающий от мира, от треска веточек в огне, от удивленных голосов отца и сына и от пения далеких лягушек.
– Гуси, – сказала она шепотом.
– Что?
– Гуси…
Он обернулся.
От невидимого в зарослях озера шествовала через лужайку стая белых, как летние облака, бесстыдных соседских гусей.
Долина совести
Часть первая
Глава первая
Мальчики
Влад не собирался ссориться с Кукушкой.
Собственно говоря, дружить с Кукушкой он не собирался тоже; в идеале Влад не хотел бы иметь с Кукушкой ничего общего, но идеал этот был недостижим. Общими оставались пространство, учителя и перемены – особенно перемены, время нужное и полезное, но отравленное Кукушкиным присутствием.
Когда-то очень давно – классе во втором – они подрались. То была, вероятно, совсем детская драка – со слезами, соплями, тычками и подножками; теперь Влад думал, что она даже смешной казалась со стороны, эта памятная обоим драка. Но именно после нее Кукушка перестал называть Влада тем самым словом, которое так отравило ему первый школьный год: в переводе на человеческий язык это короткое гадкое слово означало «сын гулящей женщины, за ненадобностью подкинутый под чужую дверь».
И еще – после той драки Влад получил возможность не враждовать с Кукушкой и не дружить с ним. Он ценил свою независимость и не собирался рисковать ею, прекрасно понимая, что
Собственно, из-за Ждана все и случилось. Из-за того, что у Ждана был день рождения.