Горожане

— Наши институтские Корбюзье, — заметил директор, — в черчении не большие мастера, а импровизировать на коробке сигарет или вычертить какой-нибудь узел на ватмане — вещи разные. — И хотя потом Тарасов взглянул на Лену и сказал, как хорошо чертит, например, Василенко, весь этот разговор ей не понравился. Выходит, она приглашена на роль подсобницы, чернорабочей; другие будут строить дом, а она — подноси кирпичи.

Правда, получилось все иначе. Первое время она действительно была «на подхвате». Но после нескольких ее реплик, поданных робко, но попавших в самую точку, ее стали привлекать к обсуждению проектов, поручать поездки в смежные институты. Так она попала в Вычислительный центр.

Главного инженера, к которому было поручение, пришлось ожидать в большом зале, заставленном узкими темно-серыми шкафами. Лена разочарованно подумала, что шкафы эти никак не назовешь главной силой НТР — уж очень буднично они выглядели. Даже сказала об этом программисту, который тоже поджидал главного инженера. Программист, молодой парень, рассмеялся: «А вы хотели железных монстров увидеть? Чем проще машина по внешнему виду, тем она надежнее и эффективнее. Пошли-ка вон туда, что-то покажу».

В стороне на столах кипами лежали бумаги, она развернула верхнюю, прочла: «Уважаемый товарищ! Ответив на вопрос нашей анкеты, вы поможете улучшить облик столицы и облегчить вам быт… Против выбранного ответа перечеркните квадрат. Если среди предполагаемых ответов нет подходящего, допишите его сами».

— Ну вот, — предложил парень, — заполните анкету, с этого мы и начнем.

Лена пробежала глазами вопросы: «Чем вам нравится ваш район?», «В чем, по-вашему, преимущества проживания в центре Москвы?», «Где вы предпочитаете делать покупки?», «Где вы обычно встречаетесь с друзьями?». Перевернула анкету на другую сторону: «Укажите род ваших занятий», «Ваше образование», «Ваше семейное положение». Она поставила крестик в графе «Разведен (а)» и слегка покраснела.

Парень взял желтоватый листок картона, густо исписанный цифрами, нажал на клавиши аппарата, похожего на большую пишущую машинку, та в ответ приглушенно заворковала, раздался щелчок, и картонка в нескольких местах оказалась проколотой.

— Та-а-к, — удовлетворенно заметил парень. — Теперь перфокарту вместе с другими вложим в машину, она высчитает и выдаст готовый счет по всем пунктам анкеты.

Лена поспешила к выходу: приехал главный инженер, ей хотелось первой перехватить его. Но парень торопливо попросил:

— Подождите…

Лена приостановилась.

— Видите ли… Там есть графа, довольно каверзная: «женат», «холост», «разведен», а я ни то, ни другое, ни третье. От жены ушел, а развода она не дает.

— Вот и напишите как есть: женат.

— Я не об анкете…

Она не стала разговаривать. Вот так всегда. Чувствуя па себе любопытные взгляды мужчин, она торопилась пройти мимо. Порой, правда, сомневалась: может, зря? Может, свекровь права? Та не уставала повторять: «Милочка, да ведь вы пропадете! Одна, с ребенком, без родственников… И это с вашим-то характером, с гордостью непомерной, с правдоискательством провинциальным. А ведь здесь не Полтава, а Москва, Мо-ск-ва, понимаете вы это или нет?! Вот вы называете Сережу эгоистом, жалуетесь, он мало вам помогает; но ведь это не мужское, милочка, дело, возиться с кастрюлями. Вам не нравится, что он деньги лишние в дом приносит, незаконные, как вы их называете? А лучше, если бы он из дому таскал? Подумайте, милочка, потом станете локти кусать, да поздно будет».

И свекровь и Светка Гаврикова упрекали ее в том, что она слишком гордая. Лена не понимала таких разговоров. Что значит слишком

? У человека или есть гордость, или ее нет.

Правда, когда не хватало денег до зарплаты, когда, не выспавшись, мчалась с Машей в детский сад, чтобы потом успеть еще заскочить в булочную, выпить на ходу стакан теплого безвкусного кофе с молоком, когда от усталости, растерянности, дурного настроения все валилось из рук, она думала в смятении: может быть, я и вправду сделала глупость? Какой-никакой, а муж, и вдвоем все-таки легче. Но, как только вспоминала последние месяцы, когда для себя уже все решила и ей не хотелось ни ссориться, ни выяснять отношения, все было уже миллион раз сказано, и она чувствовала, что рядом с нею в одной квартире живет чужой человек, — как только Лена вспоминала это, в ней все решительно восставало против такой мысли, и она утешала себя: ничего, ничего, как-нибудь. Да и не одна я, со мной Машка, дочь, моя дочь.

Если с кем-нибудь заходил разговор о причине развода, Лена лаконично объясняла, что муж пил. Но в этом ли было дело? Да, Сережка выпивал, скорее всего по безволию, слабохарактерности; когда затевалась какая-нибудь компания, он устоять не мог. А вообще-то водку переносил плохо, быстро терял над собой контроль и потом еще несколько дней страдал, мучился, пока приходил в себя. Да и Лена старалась вести «воспитательную работу».

Временами он держался, избегал компаний, и дома ненадолго устанавливался мир, но чаще их семейная жизнь напоминала затяжную войну — с наступлением и обороной.