Роня со спутницей стояли у основания утлегари, держались за леерную стойку и орали друг другу в ухо строфы из гумилевских «Капитанов». Впереди поднимались из мглы белогривые горы-волны. «Севастополь» кланялся им так низко, будто каждый раз готовился нырнуть в самую глубь водяной горы. Но она все-таки поднимала его на уровень гребня и только кипящая пена шумно обдавала стоящих с головы до ног, силясь совсем смыть их с боковой полупалубы... Наконец, ставший на вахту капитан послал матроса предостеречь отчаянную парочку, что ветер переходит в ураган, команду вызывают всю наверх, и пассажирам лучше удалиться.
В каютах, салонах и в нижних классных помещениях все лежали во власти морской болезни. Ни одного бодрящегося или оживленного пассажира они на судне не встретили. Страдала и часть экипажа — проводницы, буфетчицы, даже иные молодые матросы. Сильно мучился в этот раз и Ежик, не встававший с подвесной койки.
К утру снова шли вдоль побережья при неприятной бортовой болтанке на мертвой зыби. Даже для Рони это было испытанием, давал знать себя и притихший аппендицит. Вообще-то он с детства приучал себя к морю и с помощью качелей в Корнееве...
И вот, наконец, долгожданный адлерский рейд!
Волнение еще не улеглось, пассажиров брали две шлюпки с кормового трапа. Тяжело нагруженные, шлюпки не могли подойти близко к берегу. Матросы переносили кладь, детей, стариков, женщин на руках, по пояс в воде. Потом чуть подтянули шлюпки поближе и высадили мужчин.
У берега стояли красноармейцы-пограничники в зеленых фуражках и служащие таможни. Опытным взглядом они оценивали людей и багаж, но никого не останавливали и не осматривали. Только Роню и его спутников они сразу же отозвали в сторонку. Те пожали плечами, приняли недоумевающий вид и стали ждать окончания высадки и выгрузки.
— Эти чемоданы и рюкзак — ваши? Все ваше выгружено... Тогда пройдемте! — И пока длинная цепочка пассажиров с «Севастополя» змеилась по тропе к поселку, их троих — мужчину, женщину и мальчика — повели берегом к одинокому домику Морагентства, еще даже не совсем достроенному. Был там необжитый зал с бетонным полом и скамьями вдоль стен. Среди пограничников и таможенников оказалась одна пожилая женщина в форменной морской куртке. Было заметно, что вся эта группа была собрана к прибытию парохода и четко действует по приказу.
— Приготовьте багаж к осмотру. Игнатьев, Голендо, Торбаев — приступайте! Товарищ Зеленина, проверяй гражданку...
Начался обыск, да такой, что по тщательности превосходил все, о чем Роня прежде читал и слыхал. Пытались развернуть каждое звено бамбукового альпенштока. У ледоруба развинтили все крепления, отняли рукоять. Мешали спичкой в зубном порошке. Ежичкин рюкзак исследовали особенно заботливо. Шилом протыкали подошвы, каблуки, ковыряли пуговицы. Тем временем старший отошел к окну с документами задержанных, исследуя с лупой подписи, печати, бумагу. То и дело кидались сразу по несколько человек, к обнаруженной «контрабанде».
— Ага! Японские!.. Вот, шелковые, уже ношеные... Опытная... Надевала! Белье на ней какое, товарищ Зеленина?
— Заграничное. Стираное, товарищ начальник.
В этом зале еще не было столов. Осмотренные мелочи бросали на скамьи — скоро и пол, и все скамьи оказались заняты разбросанными предметами дорожного обихода. Ничего серьезного пока не обнаружили. Ронино корреспондентское удостоверение и ученое звание Е. Г. Кестнер вызвали, однако, полнейшее недоверие.
— Кто это из вас якобы московский корреспондент? — с явным скепсисом в голосе спросил начальник. Обыск, тем временем, еще шел своим чередом.
— Разве вы не видите? — Вот он! — женщина показала на Ежика. — Что мы напишем про этих дядей? Я думаю, что они испортили нам отдых, а у себя отняли зря массу времени! Вот так и напишем!..
Далее выяснилось, что «гражданка» еще и внештатная переводчица Совторгфлота, а недавно работала с артистами театра Кабуки, была их гидом по Москве, переводила для зрителей тексты пьес по ходу спектаклей.
Но обыск, порядка ради, надо было все-таки довести до конца. Дошла очередь и до обоих чайников... Первый, безобидный, вынул из чемодана один из обыскивающих. Второй чайник, как бы помогая осмотру, достала и открыла сама Екатерина Георгиевна. Она смотрела, как заботливо агент перебирает в своем чайнике каждую мелочь. Под конец он вытряхнул мочалку, высыпал ложечки и обратил взор на второй чайник в руках хозяйки.
— Вынимайте сами!
Остальные теперь смотрели на агента и женщину с чайником.
Вещицу за вещицей она доставала, выкладывала, добираясь до дна. Вот и мочалка... Под ней уже отблескивает никелем револьвер и пара ложечек.
— Ну, все. Тут мочалка и две ложки... Высыпать, или так убедитесь?
— Да, ладно.
Пограничник махнул рукой. Женщина стала бережно укладывать мелочи назад, в чайник. Платочки, баночки, носочки...
Начальник группы вздохнул:
— Что ж, граждане, вы свободны... — и, обращаясь к своим: — Значит, сигнал из Батуми был ошибочным. Повторяю: граждане, можете собирать вещи и ехать дальше!