Горстка людей<br />(Роман об утраченной России)

Мария поднялась первой и по очереди перекрестила всех. На верхней ступеньке крыльца она в последний раз крепко обняла Наталию.

— Заботься хорошенько о моем Адичке, тебе достался лучший на свете муж.

Затем Наталия расцеловалась с деверями и невестками. Все говорили ей добрые слова, всячески подбадривали.

— Ты теперь хозяйка Байгоры, — сказала напоследок Ольга. — Я уверена, что ты справишься не хуже меня. С людьми будь справедлива, но тверда. Не давай революционной заразе проникнуть в их умы и сумей себя поставить правильно.

— Да будет так! — шутливо заключил Миша.

Он достал из-под рубашки золотой медальон с гербом Белгородских и поднес его к губам, заговорщически подмигнув при этом Наталии.

Итак, частице ее, пусть всего лишь пряди волос, отныне было доверено оберегать младшего из Белгородских — мысль эта грела сердце молодой женщины. Она чувствовала себя в каком-то смысле причастной к войне. На миг ей представилось, как она, под артиллерийским огнем, героически сражается с немцами и австрияками.

Но действительность не замедлила напомнить о себе. Верховой протягивал Адичке запечатанный конверт.

Тень заботы омрачила его лицо, когда он, отойдя в сторону, прочел письмо. Читая, Адичка, по своему обыкновению, машинально поглаживал бородку, вид у него был сосредоточенный и строгий. Наконец он решился ответить на встревоженно-вопрошающий взгляд Наталии.

— В Семеновке взбунтовались крестьяне. Они сожгли амбары и держат под замком управляющего. Кажется, их подстрекают какие-то смутьяны, не из нашего уезда… Наверняка дезертиры… Я еду туда, посмотрю, что можно сделать… — Заметив, как она вздрогнула, он добавил: — Не надо бояться, Натали. Я умею с ними ладить.

— Я и не боюсь.

Она солгала, не моргнув глазом, горя желанием быть ему поддержкой во всем. Его тронуло это мужество, такое новое для нее, такое еще хрупкое. Тронуло внешнее спокойствие, которое глупец принял бы за равнодушие.

— Твоя любовь сохранит меня, — сказал он тихо. — И совсем другим тоном, сухо и холодно, — о, Наталии еще предстояло привыкнуть к этому тону, выдававшему в нем бывшего царского офицера! — бросил: — До Семеновки километров тридцать. К обеду меня не жди.

Коляски давно скрылись вдали, только облачко золотистой пыли еще стояло в теплом, душистом воздухе. День был погожий, тихий, точно такой же, как и пять предыдущих, проведенных Наталией в Байгоре. Ее внимание привлекла сирень — лиловые, белые, фиолетовые грозди, готовые вот-вот распуститься. Они расцветут уже сегодня ночью или завтра, и их дурманящий сладкий аромат будет напоминать ей о садах и парках Петрограда. Небо покрылось маленькими розовыми барашками облаков.

С раздавленной грудью, с переломанными руками, человек был еще жив. Из оставшегося невредимым рта вырывались стоны и крики. Вокруг сгрудились люди, толпа все росла.

Наталию, которая в коровнике записывала новорожденных телят, позвала одна из служанок. Сперва она только увидела обвалившуюся стену и какого-то человека, который громко кричал, созывая людей. Крестьяне и батраки толпились вокруг кого-то — или чего-то, Наталия не могла разглядеть.

Но когда она подошла ближе, люди расступились, и молодую женщину буквально вытолкнули к раненому. При виде крови, раздробленных костей и перекошенного от боли лица у нее вырвался вопль ужаса. Она потеряла сознание.

Придя в себя, Наталия обнаружила, что лежит поодаль от толпы, на опушке березовой рощицы. Двое немецких пленных, отданных под надзор Адичке, перенесли ее сюда и уложили на траву. Увидев их склонившиеся над ней внимательные, слегка испуганные лица, Наталия ощутила жгучий стыд.

Несколько дней назад с ней уже случился обморок. Это было в больнице, куда она заставила себя ходить — помогать сестрам милосердия. При всем желании, при всем искреннем стремлении оправдать ожидания родственников Наталия не вынесла вида крови и страданий. Ольга, приехавшая на лето с детьми в Байгору, успокаивала ее: она привыкнет, главное — не опускать руки. Ведь это ее первый долг — помогать ближним, не так ли?

Наталия оперлась на руку, протянутую немцем помоложе. «Спасибо», — сказала она едва слышно. Они топтались в нерешительности. «Я прекрасно себя чувствую, это просто от жары». Наталия говорила по-немецки, и пленные были ей благодарны за это. Они предложили проводить ее до дома, но она отказалась: «Ступайте в конюшню, работайте». Временами Наталии удавалось взять нужный тон — тон хозяйки Байгоры. Но только временами. Она направилась к столпившимся крестьянам и батракам.

Туда уже сбежались женщины. Не в пример молчавшим мужчинам, они причитали и плакали, махали руками, показывая на рухнувшую стену и раненого, которого уже уложили на самодельные носилки.