Горы и оружие

— Ничего, и девчонкой сойдет, — ответил он, понимая, что лучше поддерживать нейтральный разговор, подстраиваться к Кэти.

Сеси повела машину пустыми левобережными улицами. Вид у них был по-прежнему осадный, ждущий катастрофы; весь район был точно пустырь после ярмарки. Ветер мел мусор и бумажные клочья по воскресным бульварам, народ бродил, сбивался в спорящие кучки, как бы не зная, на что решиться и чего ожидать.

— Я буду в мастерской у себя, — сказала насупленно Сеси, и «ситроен», фырча, скрылся. Сеси была сердита — она из-за них задержалась, а ей не терпелось вернуться в свой collectif, притом Сеси видела, что отец и мать держатся друг с другом молчаливо-настороженно, а это, считала Сеси, зря и глупо.

В доме на улице Жана Гужона у клетки лифта их встретила Жизи. Поднеся руку к своему освобожденному от грима лицу, Жизи сказала Мак-Грегору:

— Видите?

На Жизи было простое черное платье, в оторочку которого, в раскос, в линию талии было вкроено и вшито целое состояние. Приложившись щекой к щеке Кэти, Жизи взяла Мак-Грегора под руку и, поднимаясь в свой японский салон, шепнула ему по-английски:

— Этот ужин — не моя затея. Я не терплю французского трапезованья сообща. Это Ги затеял — он хочет, чтобы все вы остались друзьями, несмотря на то, как они сегодня с вами поступили. Ги говорит, что хочет сгладить. Но я им не верю. Глядите. К нам идет мой муж.

Аристид Марго был сухопарый, слегка алкоголической наружности француз с прищуренно-внимательным взглядом и походкой враскачку. Он небрежно пожал руку Мак-Грегору, а затем новоприбывших присоединили к остальным гостям: к Мозелю, лорду Эссексу, Кюмону и мадам Кюмон. Перед ними стояли уже бокалы с коктейлями; Жизи усадила Кэти между супругами Кюмон, а Мак-Грегора — рядом с Мозелем. Горничная внесла на подносе бокал с сухим мартини, но Жизи сказала ей:

— Мосье не будет пить мартини. Налейте ему вермута.

Мозель поднял брови. Эссекс вынул изо рта незажженную новую трубку.

— Я вижу, Жизи оберегает вас от злого джинна, — сказал Эссекс.

— Видимо, да, — отозвался Мак-Грегор.

Девушка поставила на столик перед ним рюмку вермута, и Мак-Грегор молча стал слушать, как французы толкуют о своей раздираемой распрей стране. Он слушал Кюмона, Мозеля, слушал сипловатый голос Аристида Марго и думал о странных и разных личинах Франции. Каждый говорит о Франции, и устами каждого Франция говорит о себе. Армия, по их словам, взяла Париж в кольцо. Миттеран — глупец. Мендес-Франс ждет, когда ему подведут белого коня.

— От коммунистов все зависит, — говорил Кюмон.

— Но почему такую роль играют студенты? — допытывался Эссекс.

— Потому что они уже годами борются за реформу нашей архаической системы высшего образования, — отвечал Мозель.

Жизи пригласила к столу, и Мак-Грегор увидел, что опять взят ею под защиту. Она посадила его справа от себя. Напротив был помещен Эссекс, дальше — Кэти, Кюмон и с краю Аристид Марго, а по эту сторону стола — мадам Кюмон и Ги Мозель. Марго молчал со скучающим видом.

— Я Кэти с Ги рассадила, им придется вести разговор через весь стол или совсем не говорить друг с другом, — шепнула Жизи.

— Кэти не из слабеньких, — ответил Мак-Грегор. — Не беспокойтесь о ней.

Для начала подали авокадо, и Жизи вонзила свою заостренную ложечку в этот тропический плод, точно в кусок дерева.

— Кэти тоже нуждается в защите, — сказала Жизи. — Именно присутствие мужчины действует всегда растлевающе. Вам бы вернуться в Лондон, увезти ее отсюда.

— Не могу. Должен задержаться пока в Париже.

— Только прошу вас, не слишком задерживайтесь. Я чувствую: Ги приготовился к чему-то.

Она говорила, подавшись к Мак-Грегору, ограждая его глазами, лицом, телом, а остальных гостей полностью оставив без внимания. Мак-Грегор покосился на Эссекса — тот беседовал с бронзово-загорелой женой Кюмона, а сам заинтригованно глядел на Жизи. Мак-Грегор понимал: Эссексу хочется выяснить, высмотреть, что общего между ним и этой недоступной французской красавицей. Как на всякого увидевшего Жизи, на Эссекса сильно подействовала ее необычная красота, и он недоумевал — почему Мак-Грегору оказано такое предпочтение?

— Сейчас они вас станут мучить, — говорила Мак-Грегору Жизи. — Будьте начеку.

— Незачем им, теперь уже ничего не осталось, — ответил Мак-Грегор.

— Найдут что-нибудь, — сказала Жизи. — Они ждут лишь момента, паузы. А вы не давайте им, говорите со мной. Говорите.

— О чем же? — усмехнулся он.

— Все равно о чем.

— У персов есть пословица: «Говоренье говоренья ради делает человека слабей бабочки».

Жизи рассмеялась.

— Вон мой муж сидит, молчит. Его-то бабочка с ног не собьет… Представляю, как вы будете рады уехать от дурацкой нашей здешней жизни, — обвела она жестом стол.

— Напрасно вы, Жизи, — сказал Мак-Грегор. — Слишком вы к ним суровы.

— Вам не понять, — ответила Жизи. — Завтра я все это кончу. Вы убедили меня. Я сразу поняла, что вы меня убедите.

Мак-Грегор видел, что Эссекс без зазрения совести ловит ухом их разговор.

— Чем же я мог вас убедить? — спросил Мак-Грегор. — Какими словами?