Горы и оружие

В свой последний приезд в Европу Кэти не стала занимать какой-либо из фамильных домов в Челси, Белгрейвии или в Голланд-парке, а купила закопченный трехэтажный особняк в Бэттерси. Вычистила, снабдила центральным отоплением и прочими удобствами, обставила — приготовила дом, как наседка гнездо. Мак-Грегор знал эту манеру Кэти. Таким способом она преодолевала неприязнь мужа к ее богатству и избегала частого общения с родней.

— И запомни: ни шагу в трущобы политики, где тебя ждут бандиты с ножами, да еще с курдскими, — сказала она Мак-Грегору. — Входить в Европу будем с парадного хода, не с черного. Спокойно положись на меня, милый. Прошу тебя, давай не будем ссориться.

— Я совершенно спокоен, — сказал он без особой уверенности, сидя в обставленном для него кабинете и притворяясь, будто чувствует себя легко и уютно и вовсе на него не давят черные улицы и пасмурные небеса.

— Подожди ты вмешиваться в ход событий, — уговаривала она. — Погоди бросаться очертя голову.

— Но, Кэти, я не могу долго ждать. Какой смысл в ожидании?

— Да нельзя ведь просто ходить и спрашивать, где деньги. Не так эти дела делаются. Позволь мне придать нашему присутствию здесь и в Париже некую убедительность. А иначе ты с самого начала окажешься в невыгодном положении и никто ничего тебе не станет говорить и внимания на тебя обращать не станет.

— Я не хочу вмешивать тебя во все это.

— А я хочу лишь одного — помочь тебе поскорей развязаться. Только потому и вмешиваюсь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — сказал Мак-Грегор.

Но он знал, что и так уже попал в невыгодное положение. Требовалось приспосабливаться к жизни ее английского круга. Здесь ни голых гор, ни изможденной нищеты, ни глинобитных городов — нет здесь привычной опоры…

Один из кузенов Кэти, правительственный чиновник в полосатой рубашке, сказал ей:

— Что у твоего мужа на уме? Неприятно чувствовать себя под этим молчаливо-строгим взглядом. Что он замышляет? Он из опасных, видимо.

— Это не исключено, — не зная, что сказать, отшутилась Кэти. И прибавила: — Ты его просто не понимаешь.

— Поди пойми обитателя Тибета, — сказал кузен.

И верно. Кэти знала, что Мак-Грегор здесь — чужак. Она предвидела это. Тем не менее она возила его на уикэнды в белые особняки Гемпшира и в красно-кирпичные — Глостершира, на речки, холмы и угодья, отгороженные от людей по праву наследования, по купчим крепостям, по давнему обычаю. И, наконец, побывали они у ее матери, жившей окаменело в трех заставленных старыми вещами огромных комнатах фамильного дома на углу Белгрейв-сквер. В дни, назначенные для благотворительности, дворецкий и сиделка-австралийка выкатывали ее в инвалидном кресле и на полчаса оставляли, бессловесную, на фешенебельной панели продавать благотворительный цветок мака, или бархатцев, или картонную спасательную лодочку с булавкой, которую она бессильна была взять в пальцы и вколоть жертвователю в лацкан пиджака. Она уже оглохла и почти ослепла и с трудом узнавала Кэти. А кто такой Мак-Грегор, и вовсе позабыла; но, по мнению Кэти, виной тому была не столько слабость зрения и слуха, сколько застарелая кора привилегий и равнодушия, оказавшаяся долговечней ее умственных и физических способностей.

— Это в ней та аристократическая сила, которую ты так презираешь, — сказала Кэти Мак-Грегору; но тот не принял упрека в презрении к старой леди. Напротив, он даже на одно поразительное мгновенье проник было под кору ее безучастия. В этот весенний холодный день на Мак-Грегоре было новое двубортное пальто, новые превосходные туфли, голубая рубашка; он стоял перед тещей в блеклой зале богатого старого дома. Она улыбнулась ему и сказала:

— А Кэтрин уже надела шляпку?

Он не понял, о чем она. Ведь Кэти не признает головных уборов. Очевидно, речь шла о Кэти давних школьных лет. Не зная, что прокричать в ответ, он взял с подлокотника тещину руку, непостижимым образом еще живую, и подержал в своей — по-восточному почтительно. Вошла Кэти, удивленно взглянула на эту сцену и крикнула матери в вялое ухо:

— Мы уходим! Не забывайте собаку чистить.

Кэти нагнулась к шотландскому терьеру, ветхому, полуживому, как его хозяйка, и настолько облезлому, что требовалась бестрепетность Кэти, чтобы спокойно поднять его с пола. Положив эту неопрятную развалину на колени матери (взаимная спасительная терапия), Кэти сказала мужу:

— Пойдем, пока горемыка песик не натворил ей бед на платье.

Мак-Грегор торопливо вышел вслед за Кэти, оставив эту расслабленную пару дожидаться толчка в небытие, в исчезновенье среди склада древностей, которые тут же немедленно будут распроданы.