С вырвиглазного «Феникса» Саньки отсемафорили о принятии командования, а я решительно пошёл на посадку. Сделав несколько кругов, сел на ровную площадку неподалёку от изгороди и решительно выпрыгнул из кабинки аэроплана.
– Поссать? – светски осведомился Коста, прыгая на землю и разминаясь.
– Ну… – прислушиваюсь к позывам организма, – и это тоже.
Сливать излишки жидкости под любопытными взглядами кафров то ещё испытание. Нгуни по своему, на свой африканский манер, народ очень благородный, но десятки глаз, заинтересованно пялящихся в спину, ощущались едва ли не физически.
Постояв затем возле изгороди и перекатываясь с носка на пятку, я решительно расстегнул куртку и скинул на руки смутно знакомому воину, просиявшему от оказанной чести.
«Чести… – фыркнуло подсознание, – давно ли корочку плесневелую за счастье считал, Большой Белый Вождь?»
Хмыкнув смущённо, прошёлся вдоль ограждения, выстроенного так, чтобы опираться на рельеф местности и имеющуюся растительность. Переплетение колючих ветвей густое, и вместе с листвой они вполне надёжно закрывают нас от взглядов животных, лишь местами оставлено нечто вроде бойниц, через которые охотники бьют зверей тяжёлыми копьями.
Не приближаясь к бойницам, дабы не мешать охотникам, попробовал разглядеть что-либо через переплетение ветвей, но увидел лишь мозаику из чьих-то шкур, рогов и копыт. Нгуни не мешали моим исследованиям, скорее им польстило уважительное внимание белого вождя.
Стадо буйволов, голов около двухсот, перевалило через холм и встало, как вкопанное. Впереди вожаки и матёрые самцы, высоко задравшие головы, что у меня почему-то ассоциировалось с вызовом на бой.
Здесь, на земле, это выглядит совершенно иначе, чем с воздуха. Это не синематограф и не крохотные фигурки где-то далеко внизу, а опаснейшие животные Африки. Грозные тяжеловесы, моментально приходящие в неистовство, и способные при толике удачи в одиночку отбиться от львиного прайда.
Вот они… стоят, дышат, раздувая широкие ноздри, а тяжёлый, концентрированный запах коровника надвигается на нас облаком. Но и буйволы учуяли запах людей, и вряд ли они оценили его высоко!
Зулусы-загонщики подняли страшный крик, но буйволы, сгрудившись, начали разворачиваться назад. Зная, что за нами наблюдают с воздуха, делаю отмашку руками, и спустя несколько секунд над стадом с рёвом пронёсся чей-то аэроплан.
Есть! Стадо бросилось бежать, но если большая часть животных бездумно понеслась по проходу, то некоторые ломились в оставленные для воинов проходы, и тогда – горе тем нгуни, что оказались на их пути!
Один такой бык, совершеннейший берсерк рода копытных, весь покрытый мелкими ранами и порезами, метрах в двадцати от меня прорвался через изгородь, повалив одного из воинов. Зулус умело прикрылся щитом, и буйвол, действуя почему-то только рогами, безуспешно пытается поддеть его. Стоит ему применить копыта…
– Копьё!
… и почти тут же в руку мне легло массивное отполированное древко, заканчивающееся тяжёлым железным наконечником листообразной формы. Не думая ни о чём, я ринулся к буйволу, отвлекая его на себя и танцуя так, как не танцевал никогда ранее.
– Длинным – коли! – и припав на колено, наконечником полосую его по носу, приводя в совершеннейшее неистовство. Позабыв обо всём, буйвол ринулся на меня, и один из воинов весьма умело вонзил копьё прямо в бычье сердце.
– Хорошо бьёшь! – хвалю его от души, не без труда вспоминая подходящие слова на языке матабеле. Воин сияет и оглядывается – все ли слышали? Ну, мне не жалко… ещё несколько лестных слов, и я возвращаюсь к охоте.
Нгуни бьют копьями прямо через колючую изгородь, но очень редко валят быков с одного удара. Шкуры некоторых испещрены десятками ударов и порезов, в огромных глазах безумие, морды покрыты пеной и засохшей слюной.
Один из быков, настоящий великан, обратил своё внимание на воина, неудачно спрятавшегося за оградой, и придя в совершеннейшее неистовство, начал ломиться прямо через колючие ветви, оплетающие столбы. С яростным рёвом, не обращая внимания на впивающиеся в тело огромные колючки, буйвол проломил ограду, и его огромная голова, увенчанная тяжёлыми рогами, показалась на нашей стороне.
Какое-то мгновение он стоял так, а после, будто собравшись с силами, ринулся в пролом что есть мочи! Один из нгуни, широкоплечий длиннорукий крепыш, бросился ему навстречу, и тяжёлой узловатой палицей сломал переднюю ногу. Но бык всё-таки успел протиснуться, и сейчас, окровавленный, беснуется среди разлетающихся воинов, припадая на одну ногу.
Колоть его копьём спереди бесполезно – огромная голова с тяжёлыми рогами надежно прикрывает грудь, а подобраться сбоку не так-то просто! Воины отлетают кеглями, и один из них, поддетый рогами, улетел на колючую ограду, где и остался лежать изломанной куклой поверх переплетения ветвей. Лишь еле слышные стоны показывают, что он ещё жив.