Гоша лишь рукой вяло махнул в ответ: делайте, что хотите. В нем сейчас только два чувства боролись между собой. Страшно сильно хотелось есть, но еще сильнее слипались глаза. И ему стоило огромных усилий не дать им окончательно закрыться. Заполучить лишние неприятности от профессора Батлера парнишка вовсе не намеривался, справедливо полагая, что их стандартного набора с лихвой хватит для нескучной жизни. Своча ведь булкой с красной икрой не корми, только дай придраться к Каджи да штрафануть по его «вине» Блэзкор на несколько баллов. Чем больше спишет, тем лучше.
Через полчаса в спальню протиснулся Шейм, нагруженный пирожками, бутербродами, пиццей и еще какими-то бутылками, свертками и кулечками. Шумно вздохнув, толстячок бережно сгрузил припасы на овальный стол и, расплывшись в улыбке, повернулся к Гоше.
Гоша слегка удивился, ведь он ни о чем собственно и не просил собрата по учебе. Но все же парнишка послушно перегнулся через край кровати к рюкзачку и, порывшись в нем, извлек из кожаного мешочка пять серебряных монеток, как просили. А Бардер уже протягивал ему бокал с кефиром, виновато потупившись и оправдываясь:
— Гоша, меня Аня в холле Центральной башни на самом выходе из столовой случайно поймала. Она тебе привет передает «с поцелуем и наилучшими пожеланиями», и еще сказала, что сразу после уроков они вместе с Робом прямиком к тебе придут. А мне пообещала голову открутить, если я тебя стану вон тем кормить, — толстячок, шмыгнув носом, опечаленно ткнул указательным пальцем в сторону горы аппетитных пирожков, одновременно протягивая Каджи бокал. — Лекс — она ж такая умная! Высказалась так, что, дескать, после трех дней голодовки ни в коем случае нельзя сразу обжираться. Только кефир или куриный бульон для разбегу. А почему собственно нельзя, если хочется? Но только ты уж прости, мне возможно голова еще пригодится. Она ведь и в самом деле открутит, коль пообещала.
Парнишка принял бокал с кефиром, хотя ему вправду хотелось чего-нибудь посущественнее заглотить, и протянул Шейму монетки на раскрытой ладони. Тот непонимающе уставился сперва на них, потом на Гошу. Еще через несколько секунд Бардер последовательно побледнел, покрылся красноватыми разводами на щеках и побагровел.
— Ты чего это придумал? — хрипло выдавил из себя толстячок, а его лицо забавно нахмурилось, чего раньше никто у невозмутимо-непробиваемого Шейма не наблюдал.
— Спасибо, что принес еды, Бардер.
— Вот «спасибо» и было бы вполне достаточно, — резко ответил парнишка и гневно-брезгливо оттолкнул Гошину руку, отчего монетки с глухим стуком разлетелись по полу в разные стороны. А сам Бардер подорвался к столу, схватил первый попавшийся пирожок, чтобы сбить стресс, и, продолжая ворчать, обиженной походкой, чуточку сгорбившись, удалился из спальни. — Стараешься, как для друга, помочь хочешь… А он… Да чтоб я еще хоть раз…! Л-а-д-н-о…
Каджи проводил недоуменным взглядом сокурсника, так и не поняв, чего он сделал настолько ужасного, что ленивый и безобидный Шейм разъярился не на шутку. Он ведь сам сказал, что хочет получить за свои труды пять серебряных монеток. Может, Бардер просто поскромничал, а Гоше самому полагалось сообразить, что пять серебрушек — слишком мало?
Промашка вышла. Голова-то как раз совсем еще ничего не соображает. Дурак ты, Гоша, правильно Янка тебя называет. А от себя можешь добавить: обалдуй царя небесного, да и подземного тоже! Нечего было жадничать, мог запросто и золотой фиг отдать. Если бы не Шейм, твои кишки сейчас морскими узлами завязывались бы от голода. А так, глянь, чего только на столе нет! Странно, что отсутствует жареный молочный поросенок, обложенный печеными яблоками, ну да его ты в следующий раз закажешь, когда самостоятельно до Большого зала доберешься.
Кефир Ниагарским водопадом обрушился в желудок, и от этого еще нестерпимее захотелось соорудить внутри себя плотину из пиццы и бутербродов, чтобы он там задержался подольше. А потому Гоша и наплевал на умные советы Ани, доковыляв до стола и закинувшись первыми подвернувшимися под руку деликатесами, за которые сейчас вполне сошли пирожки с рисом и мясом, обильно приправленные луком. И лишь когда в животе почувствовалась приятная тяжесть, парнишка вернулся обратно в кровать.
Устроившись поудобнее, он принялся изучать потолок, хотя ничего интересного там не оказалось кроме сетки мелких трещинок на белоснежных сводах. И еще Каджи пытался размышлять, иногда даже здраво и вполне логично.