«Скажи, голубчик, как вы уцелелиВ той мясорубке Крымского котла?» —«Три дня ковыль стонала и хрипела.В той лютой бойне чудом выжил я.А сейчас тошнит от этого безумства,От этих пыльных улиц и домов,Пропитанных, вонючим, сладким дымомКальянов с анашой и шашлыков.Хочу простого русского рассола,Любимой няньки пышный каравайИ каши с молоком из первого помолаПод вяканье котов и пёсий лай».«А может, всех пошлём, – и в милую Россию?Эй, Есаул, затягивай свою!Поручик милый, как мне турки очертели.Махнул бы их Стамбул на Колыму».Корнет упёрся мутным, пьяным взглядомВ бутыль хмельного, крепкого вина,А есаул запел красивым басомПро тихий Дон и своего коня.И среди дыма сладкого кальяна,Среди турецких красочных ковровПронёсся эскадрон, подковой лязгнув,И запах пота русских казачков,И блеск холодных и усталых сабель,И отраженье пьяных с горя глаз.Красивый бас летел, как свежий ветер,Среди турецких, непонятных фраз.Корнету снились милое именье,Где он мальчишкой бегал босиком,И каша с молоком из первого помола,И старый мельник манит калачом,И руки ласковые мамы, и няньки милой сладостная грудь.А мысли, как листок, по осени летают,И хочется немного отдохнуть.Корнет смотрел, упёршись мутным взглядомВ бутыль хмельного, крепкого вина,А есаул всё пел красивым басомПро тихий Дон и своего коня.
БРУСИЛОВСКИЙ ПРОРЫВ
Есаул смотрит в небо с прищуром и харкнул перегарный плевок:«Если сейчас немчура захлебнётся – выводи эскадронна бросок».Сотник резво отдал приказанье. Казаки грозной цепью стоят.«В плен не брать! Выполнять приказанье!Да какой ты мне на хренкамрад».А на тихом Дону сенокос, и над степью летит запах мяты,И трава вперемешку стоит. Изумруд и рубины измяты.«Это что там? Румынские шпили? А левее – готический храм?А не там ли Иисуса крестили?» – «Нет, хорунжий,в реке Иордан».Есаул не спеша помолился у распятья горящей свечи,Как паломник, ретиво крестился, и взлетела команда:«В штыки!»А на тихом Дону сенокос, девки сочные моются в бане,И Казак накрывает на стол для сватов дорогих из Кубани.Эскадрон, как бурлящая лава, в блеске сабель, начищенных пикНа плечах убегающих немцев поднимает Спасителя лик.А Брусилов смотрел всё на карту, представляя, какой же уронКазаки нанесли, наступая, прорывая румынский заслон.А на тихом Дону сенокос, дождик плачет, и с ним парижанки,И лежат кавалеров кресты. Молят Бога за них россиянки.А на тихом Дону сенокос, и над степью сверкают зарницы.И кровавый пятнадцатый год землю топчет шальной кобылицей.