Господа офицеры и братцы матросы (служба и быт моряков русского парусного флота)

– Восемь склянок бить, – говорит командир и приказывает старшему офицеру, тот репетует команду вахтенному начальнику:

– Восемь склянок бить! – командует тот.

– На баке восемь склянок пробить! – передается команда на бак вахтенным унтер-офицеру.

Мерным басом звучит колокол, радостно отзываясь в сердцах матросов, которые вот уже полчаса с нетерпением ждали эти удары. Не успели еще смолкнуть последний удар, как вахтенный начальник командует:

– Свистать к вину и обедать!

Между тем все боцманы и унтер-офицеры уже стоят вокруг ендовы с водкой, приложив дудки к губам, подняв локоть правой руки немного кверху и прикрыв пальцем отверстия дудки. Едва слышится команда, как вахтенный начальник дает отмашку старшему боцману.

Разом наклонив головы и краснея от натуги, унтера свистят так пронзительно и молодецки, что трещат барабанные перепонки. Причем каждый в общий свист вставляет и свои, только ему присущие трели. Наконец все смолкло. Толстый баталер развертывает списки и начинает выкликать к водке по порядку фамилий.

Меж тем артельщики расстилают брезенты, выносят баки с горячими щами, сухари, соль и все раскладывают на брезентах Матросы чинно усаживаются вокруг баков и начинают обедать, дуя, что есть мочи, в кипящие щи. Потом отдых.

Около двух часов свисток и команда: «Вставать, умываться, грамоте учиться!»

Приходят офицеры, гардемарины, священник и начинают преподавать арифметику, географию, грамоту и закон Божий. Умеющие уже читать с видом превосходства уединяются у орудий с книжками сказок и другими не менее полезными книжками.

В четыре часа начинается артиллерийское учение, потом парусное. Потом отдых, матросы поют на баке песни, потом ужин с чаркой водки, после чего невахтенные разбирают койки и ложатся спать. Вахтенные же коротают время на палубе, рассказывая друг другу небылицы. И так из года в год, десятилетие за десятилетием… Таковы законы жизни на палубах русских кораблей, фрегатов и корветов, и никто не может этого изменить.

Отдушиной для матросов всегда были увольнения на берег, особенно любили матросы сходить на берег в чужих портах. Там и посмотреть было на что, да и себя показать тоже.

В воскресенье, когда работ на судне нет, команда свободна, то в портах матросов отпускали на берег. Делалось это, как правило, после краткой литургии и сытного обеда. Вначале капитаны приказывали спустить «освежиться» первую вахту, а после нее и вторую. Вот и боцманы уже засвистели в дудки:

– Первой вахте изготовиться на берег! Чище одеться!

Матросы первой вахты, бросив все дела, весело и с шутками кинулись к рундукам, чтобы переодеться. Переодеваются прямо на палубе. Тут и там раскиданы вещи, матросская хурда. Матросы второй вахты угрюмо посматривают на счастливцев, которые первыми вкусят удовольствия предстоящей гульбы.

Сходящий на берег матрос держит на ладони четыре монеты и мучительно рассуждает:

– Один франковик пропью, второй франковик кое-куда, на третий разве отдать басурманкам белье помыть? А нашта! Белье я и сам помою. На этот франковик не купить ли табаку али игрушку жене? Нет, баловать бабу не стану, а табак казенный дают, лучше уж и энтот пропью!

Некоторые матросы сходят на берег с узелками белья, чтобы дать его постирать, иные с раскрашенными гармониками – гулять так гулять. Но большинство налегке, чтобы по пьянке ничего не растерять. Кто-то сразу заворачивает в кабак, кто-то в портовый бордель, девок местных за пышности пощупать, а кто-то и просто так погулять по городу, посмотреть на заморские диковинки да прикупить подарков.

– Архипыч, ты куда? – спрашивает один матрос другого.

– По городу гулять.

– Зайди в лавку, купи мне галстук али платок цветастый!

– Давай деньги, куплю!

– Не могу, Архипыч! Я ж в кабак следую, значит напьюсь. А мне для сего дела деньги во как нужны. Сделай одолженье, купи платок, а я деньги потом отдам.

В кабаке гуляют вперемежку наши и английские матросы.

Англичанин что-то лопочет нашему.

– Ты, басурманская твоя харя, говори по-русски, а не лай, что собака! – грозит тот англичанину пальцем. – Что, не можешь по-нашему али притворяешься?

Англичанин кивает головой и бьет себя пальцем по кадыку. Наш матрос разъясняет ситуацию остальным:

– А ведь понимает меня, каналья, бесов сын. Да и я уже начинаю по-ихнему мороковать. Что говорит? Да выпить предлагает. Ладно уж, согласный я, наливай!

Единственное, чего не любили англичане на совместных выпивках, так это, напившись, целоваться троекратно, отчего частенько от наших по морде и получали. В долгу, впрочем, тоже не оставались.

Бились серьезно. Англичане наших «боксами» своими отхаживали, а наши – как привыкли – с размаху да в лоб.

Вот на причале в ожидании шлюпки стоит, покачиваясь, матрос в синяках и распухшим носом. Его окружают сослуживцы, спрашивают участливо:

– Митрич, кто тебя так расписал?

– Басурмане одолели. Был бы один. А то сразу втроем навалились, вражьи сыновья!

– Свистнул бы нам, мы враз стенкой ломанули!

– Щас поздно, а в следущу очередь ломанем!

– А ты обидчиков-то помнишь?

– А на что их помнить-то? – удивляется отлупленный Митрич. – Всех метелить станем!