Господин барон

Блюмшилд еще протестовал и махал договором, не понимая, к чему идет дело, а к нему уже со странно просветлевшим лицом направлялся прислушивавшийся Фиск.

Через минуту я наблюдал выполнение знакомого приема — вопящий и негодующий узник хватается за косяк, его уже привычным рывком отдирают и он под скрип закрывающейся двери скрывается из вида.

Мда, непорядок. Надо дверь смазать.

Или оставить, для пущего драматического эффекта?

— Александэр?

— Что, Эгельберт?

— Вы сказали — людоеда?

— Полагаете, тот здоровенный чернокожий не людоед?

— Ну-у, я не уверен, но думаю…

— Правильно, тут никогда нельзя быть уверенным окончательно. Давайте так — пока наш политэмигрант не начнет выполнять всю норму до конца, пайку ему давать половинную. И посмотрим, как он на соседей реагировать станет. Кстати, разместите на сайте баронства вакансию «Тюремщик для еврейского ростовщика». Требования — жестокость, непримиримость, готовность работать в пыточной.

— Какую прикажете установить оплату?

— Сколько у этого гонорар? В час?

— Александэр, мы не можем позволить себе такие расходы!

— Расходы? Это нам будут платить!

— Боюсь, господин барон, вы…

— Просто сделайте.

Старик сморщился, но кивнул и быстро зашагал к своей башне. Во дворе остались лишь я, и еще один тип, все это время пытавшийся слиться со стенкой. Он, похоже, значительно умней предыдущего требователя. Хотя что-то в их физиономиях очень совпадало. Я поманил пальцем и пытавшийся незаметно добраться до закрытых ворот человечек приблизился.

— Ну-с, кто же вы такой, любезный?

— Я-а?

— Вы, вы.

— Хотел предложить вашей милости свои услуги.

— Портной? Скрипач? Математик? Дантист?

Он закрыл глаза и отрицательно помотал головой.

— Нет, ваша милость, я думал, что вам, может быть, понадобится управляющий?

— Уже есть. Фамилия?

— Кац… Кацмáн… т. — Он обернулся на дверь в подвал и повторил на французский манер: — Кацмáнт. Из… Исабель.

— Исабель Кацмант. И откуда же вы?

— Гасконец, ваша милость.

— Гасконец?

— Именно так, ваша милость! — Он несколько раз решительно кивнул, подтверждая слова.

Я посмотрел на кругленького, низенького, с длинным кривым носом и красноречиво печальными глазами собеседника:

— Франция прекрасная страна, у меня с ней связано столько воспоминаний! Вы были на Монпарнасе?

— Я там довольно долго прожил.

— В Сантэ? — Одну из самых знаменитых французских тюрем нам показывали местные коллеги. Как достопримечательность, снаружи.

Видимо, она «гасконцу» тоже была известна, судя по тому как вильнул его взгляд. Может даже изнутри.

— Так, Изя, сколько ты в Союзе прожил?

— Не понимаю, господин барон, я живу в прекрасной Франции с самого…

— Тебя к людоеду на постой определить?

— Мне было шестнадцать лет, когда родители эмигрировали.

— Значит, еще кое-что помнишь. Это из памяти не вытравить. — Я прикинул все плюсы и минусы, подумал о последствиях и сложностях, а потом кивнул: — Вы приняты, если отрастите усы. Начальник стражи без усов это как-то неправильно.

— Но это долго, ваша милость! Может, я в процессе?

— Вот отрастите, тогда и ищите место! Мне нужен бравый усач-вояка, а не брюхоногий клерк с трехдневной щетиной.

Кацман, на мгновение став очень похожим на Шефа, задумчиво прищурился, оглянулся на дверь и спросил:

— Александр Николаевич?

— Ась?

— У вас тут… в самом деле людоед?

— Ты ему в пасть загляни. Такими зубами только берцовую кость разгрызать! И в глаза посмотри, потом скажешь, что в них увидел. Он у меня сегодня утром двух стражников чуть не сожрал!

Любопытно, что он увидит. Как говорила одна моя романтичная подружка — в чужих глазах мы видим чаще всего свое отражение.

Два часа спустя у нас было семь тысяч претендентов на роль тюремщика, пришлось устраивать аукцион. Еще через три часа прилетел победитель, дрожащими руками принял от меня плеть и связку ключей, заорал «Вот теперь пусть объясняет о подпунктах в договоре!» и убежал в подземелье. Кажется, у него схожие с моими проблемы. Ну, пусть хоть тут душу отведет.

Посмотрев вслед радостно орущему палачу-любителю я попросил фон Шнитце:

— Давайте только без особых жестокостей. Объясните, что бить заключенных можно лишь при попытках к бегству.

— Тогда этот меняла из камеры не выйдет.

— В том-то все и дело, Эгельберт, в том-то все и дело. Добровольно — и с песней!

Интересно, хитрый старикашка специально стал вешать несчастного негритоса под моим окном? На заднем дворе есть вполне рабочая пара колодок, в которых любят фотографироваться туристы, и почти настоящая виселица, рядом с почти настоящей плахой, а они сюда его притащили. И только-только собравшийся расслабиться барон добровольно и с песней побежал решать проблемы. Что же, никто не назовет меня неблагодарным и зажавшим ответный подарок!

— Эгельберт, вы сказали, что в герцогстве много иностранцев? Обойдите-ка тех, что у нас в баронстве и предупредите: те из них, кто не занят каким-либо ремеслом, будут направлены на общественные работы, с обеспечением горячим трехразовым питанием и местами для ночлега в подвалах замка. Ну и списки желающих составьте. Управитесь до ночи?