Господин двух царств

Не задумываясь, она поспешила на берег. Нико пошел за ней; его размашистые шаги легко поспевали за ее торопливыми, но мелкими. Она окинула взглядом воду. Вот дамба, выглядящая так, как будто была здесь со времен сотворения мира. Корабли стояли на якоре или лежали на песке, одинокая галера плыла к берегу. Корабли с таранами были причалены, стояли спокойно. Даже море было спокойно.

Она бросилась бежать.

Александр был под своим навесом, он обедал и беседовал с группой людей. Когда он закончит, стража выпроводит всех, а он ляжет спать.

Сегодня на страже стоял Птолемей. Он узнал Мериамон и своего брата – оба они были потные и вне себя. Птолемей пропустил их. Мериамон оттолкнула с дороги здоровенного македонца, обежала другого и оказалась лицом к лицу с царем.

– Мариамне, – сказал Александр, – он всегда был рад ее видеть, – но удивленно поднял бровь, заметив, как она выглядит. Она забыла свой плащ, мокрое платье облепило тело, а египетское полотно, когда сырое, становится вообще прозрачным.

– Александр, – выговорила она, задыхаясь: даже в стране Кемет люди не бегают в полуденную жару, – почему все твои корабли на берегу?

– Мы всегда так делаем в полдень, – ответил кто-то.

– Тир знает об этом, – сказала Мериамон.

Александр повернулся, чтобы сказать что-то говорившему. Он увидел ее лицо и все понял. Он был потрясен.

– Великий Зевс! – Не договорив, он бросился бежать.

Тирцы спустили стену из парусов, и их корабли ринулись на кипрский флот. Но прежде чем они успели подойти достаточно близко, на парусах и веслах примчался Александр, обогнув город с юга, и напал на корабли Тира – и как раз вовремя. Пришвартованные и лежавшие на песке корабли без команд стали бы легкой добычей для тирских военных галер. Александр налетел так быстро, что, несмотря на предупреждение из города, вражеский флот не успел отойти и был чувствительно побит. Александр загнал остатки тирского флота в северную гавань и запер там, а финикийцы заблокировали южную гавань. Флот Тира был сломлен; теперь война пойдет на суше, и осада будет продолжаться, пока кто-нибудь не уступит.

Александр не был расположен праздновать победу.

– Я совершил ошибку, – говорил он. – Я расслабился и мог из-за этого проиграть войну.

Мериамон не спорила с ним. Другие пробовали, но Александр только ворчал, пока они не отстали. В нем поднимался гнев. Не тот, из-за которого началась осада: то была просто уязвленная гордость. Теперь было много хуже. Он гневался на себя: он совершил промах, он чуть не проиграл, потому что он не предусмотрел всего, потому что позволил себе стать предсказуемым.

Александр был предсказуем, но он был таким и прежде. Расслабленность, благодушие – с ними он будет бороться всюду, где только обнаружит, и прежде всего в себе самом. Горячность и стремительность – вот чем он известен, и на том будет стоять, неважно, какой ценой.

Александр бросил тараны на неприступные стены. Он бил снова и снова, ярость Александра передавалась его людям, и они устремляли ее на камни, которые крошились и раскалывались, но не разрушались. Осажденные бросали сверху камни и горящие котлы. Камни летели далеко. Пламя шипело и гасло, столкнувшись со щитами из мокрой кожи. Один человек упал, сбитый камнем, другой умер, задохнувшись в пламени. Александр не обращал внимания. Александр был в ярости. Александр победит или умрет.

Даже камень в конце концов поддается, и даже стены, сложенные Гераклом, не могли бесконечно выдерживать напор Александра. Один из кораблей обнаружил камень с трещиной и долбил его, пока он не развалился, расшатав соседний и верхний и внутреннюю засыпку, – в стене стала появляться брешь. Александр сам был у тарана; его голос, резкий, как бич, хлестал и подгонял людей. Стена тряслась от ударов.

Кто-то закричал. Люди у тарана отшатнулись. Целый кусок стены прогнулся, треснул и рухнул, частью внутрь, частью в море. Поднялся радостный вопль. Голос Александра перекрывал всех. С борта судна внутрь стен Тира была сброшена сходня. Александр ринулся вперед, когда она еще не успела коснуться земли, – один безумец против всей армии Тира.

Его люди ринулись вслед за ним, с победной песней на устах, которая для многих была просто его именем.

Их было слишком мало, а тирцев слишком много. Пришлось отступить. Но стена была пробита. Александр ступил на землю Тира.

И, совершив это, он отступил. Александр оставил город с пробитой стеной, собрал всех, кроме охраны у кораблей и на дамбе, и увел в лагерь. Тир, ожидавший новой атаки, не дождался ничего – ни движения, ни слова.

Первый день после того, как стена была пробита, Александр, как истый грек, провел с друзьями, певцами и поэтами. На другой день по утренней прохладе он отправился охотиться и провел весь день без дела, кроме одного часа, когда он беседовал со своими военачальниками. Он особо говорил с Адметом, который командовал гипаспистами – гвардейцами-щитоносцами и с Койном, командиром одного из отделений фаланги. Вечером он пировал в компании, чуть ли не купаясь в вине.